Не думать об этом, не думать…

Над крайними домами, объятыми пламенем, взвились черные щупальца. Изгибаясь в чудовищном танце, они срывали крыши, бились о деревянные стены. Змей пролетел над окраиной, и чернота растворилась в огне.

Ненадолго. Скоро Всемилу вновь понадобится помощь, и тогда твари Пустоши выберутся из горящего Вереша и приползут к реке. Скоро…

Солнце, словно смилостивившись надо мной, подкатилось к горизонту, коснувшись алым краем лесных вершин.

Прощались в тишине. Алексей Леопольдович пожал мне руку. Ни слова не сказал, но я знала – он желает мне вернуться вместе с Арисом. Искренне желает. И Вахтыр с Фомой тоже, несмотря на то, что сердятся на наше безрассудное самоуправство.

Друзья молчали. Алина обняла быстро, а Леон похлопал по плечу. Шар я снова вручила подруге.

– Делай то, что будет нужно, – сказала и, заскочив на спину давешней кобылки, поскакала вдоль реки.

* * *

Фома догнал меня и молча ехал впереди, показывая дорогу. Речку наши лошади перешли вброд. Вереш остался позади, слева простирался широкий луг, и вдалеке видно было границу, за которой – ни травы, ни красок, лишь серая, мертвая земля. Пустошь.

Мой спутник смотрел на когда-то зеленую, наполненную жизнью долину предгорья, лицо его было неподвижно, а взгляд горел ненавистью.

Вот и озеро.

Фома осадил лошадь.

– Скажи, колдунья, почему с нашим миром случилось такое? Я слышал про верешского стеклодува и ученых мужей из вашего мира, которые ставили опыты над тем, что он создал, не предвидя последствий.

– Я не знаю всей правды, и, думаю, никто никогда ее не узнает.

Солнце уже почти спряталось. Вокруг было тихо, только ветер шуршал. Озеро, отражая темное небо, казалось грязной чернильной лужей.

– Стеклодув хотел стать настоящим мастером и вершить судьбы, даря людям исполнение желаний. Ученые хотели знаний, а те, кто над ними – власти. Хранители вашего мира, хозяева лесов и вод, хотели проучить людей. И никто не смог вовремя остановиться.

– А ты хочешь спасти того колдуна и тоже не можешь остановиться вовремя, – усмехнулся Фома.

Я пожала плечами – справедливо, нечего возразить.

– Пожелай мне удачи, – попросила.

Мужчина поднял голову, глядя в темное небо. До Вереша было далеко, но, казалось, едкий запах дыма ощущается даже здесь. А может, просто въелся в одежду, волосы, кожу, и уже не отстанет.

– Удачи. И всем нам дожить до утра.

Сегодня роща была мрачной и тихой – ни скрипа, ни шороха. Только хруст сучьев под ногами – не умею ходить бесшумно. Да и ноги словно свинцом налились, еле идут. Страшно.

Вот и поляна. Я выбралась из зарослей, дрожащими руками отцепила от футболки колючую ветку.

– Арис!..

И замерла.

Он сидел на бревне, у самой границы глубокой лесной мглы. Левый глаз отсвечивал золотом, правый щурился, глубокая борозда пересекала бровь и терялась в густой бороде. И такие же борозды видно на руке – выглядывают из-под рукава и тянутся к ладони. Наверное, досталось ему, когда стоял сегодня с другими хозяевами лесов у окраины обреченного города, сдерживая Пустошь.

– Здравствуй.

– И тебе доброй ночи, – отозвался он.

Ноги подгибались и дрожали, но я медленно подошла ближе, остановилась напротив.

– Арис?

Покачал головой. Ничего не ответил.

– Ты ждал меня?

– Ждал.

Снова молчание.

– Арис, пойдем со мной, – под его внимательным взглядом, таким знакомым и одновременно чужим, мне хотелось плакать. – Пойдем со мной, пожалуйста. Нас ждут. Нас очень ждут, там…

Он вздохнул и – отчетливо, чеканя каждое слово:

– Здесь нет того, кого ты зовешь.

– Арис…

Все, больше не могу стоять. Опускаюсь на бревно, обхватываю руками голову.

– Если мы не вернемся вместе, они загадают желание, понимаешь? И тогда я вернусь домой, а ты… Не знаю, но я боюсь, что ты останешься здесь. А… я не хочу так.

– Потому что любишь?

На его лице улыбка, но глаза по-прежнему смотрят внимательно, словно заглядывают в душу.

– Это важно?

– Для людей – да, важно.

Мне не хочется с ним спорить. И говорить о любви тоже не хочется.

– Я не знаю, люблю я тебя или нет. Но я хочу тебя вернуть. Потому что ты бы сам этого хотел, если б помнил. И еще потому что не знаю, как я смогу забыть тебя и жить дальше. Если это любовь – пусть, мне без разницы. Я просто пришла за тобой.

– Вот как? – он щурится, золотистые отблески гаснут под ресницами. – Я помню тебя, колдунья.

Сердце сжимается, я не верю тому, что слышу.

– Ты… ты меня вспомнил?

Пожимает плечами.

– Странно, правда? Я чувствую тепло, когда ты подходишь – и узнаю его, ощущаю твой запах – и узнаю его тоже. И голос… мне кажется, я слышал его не однажды. Я знаю тебя так, словно ты всегда была где-то… здесь, рядом. В моем лесу. Может, приходила раньше?

Я пытаюсь возразить, напомнить, что раньше он был человеком, но – он останавливает меня жестом.

– Знаю, что ты скажешь. Молчи. Молчи…

Смотрит куда-то в сторону, хмуря брови. Небо темнеет, на нем – ни звезд, ни луны. И гарью тянет все отчетливей. Может, горит неподалеку?

– Арис…

Будто не слышит. Думает. Пытается что-то решить или понять.

– Арис, пойдем отсюда. Пойдем, пожалуйста, – я присаживаюсь на корточки и, осмелев от отчаянья, беру его ладонь. – Ты ведь вспомнил меня, правда? Пойдем со мной, прошу тебя.

Он смотрит на мои пальцы, потом взгляд поднимается выше. Знакомые глаза, так близко…

– Арис, поцелуй меня.

Качает головой.

– Вот глупая. Или ты хочешь сама остаться здесь? Навсегда?

Я не успела спросить – почему, вспомнила слова Всемила: «Он ведь тоже может тебя позвать». Значит, вот от каких глупостей предостерегал Огненный? Жаль, я надеялась… И на признание, и на поцелуй. Глупая, верно.

А теперь – что делать? Уговаривать? Бесполезно. Он не вернется, не вернется!

Слезы хлынули ручьями. Я вытирала их, мысленно приказывая себе собраться и думать. Ведь еще есть время, возможно, до утра. Если Алине не придется загадать желание раньше.

– Арис, – голос прерывался, но я все равно старалась говорить убедительно. – Арис – это ты. Я пришла за тобой… Тебя ждут. Тебя – человека. У тебя есть мама, сестра. У тебя есть друзья. Ты знаешь, как обрадуется Леон? А воевода? Арис, тебя ждут. И я не хочу оставлять тебя здесь. Скоро Пустошь доберется до твоей рощи, а после – до Заповедного леса, и тогда…