Это, по-видимому, никому не понравилось, так как цесарскому родственнику, хохотавшему своей собственной шутке, никто не вторил.

— Я духовный и мне ничего не остается, — сказал Власт, — как простить и со смирением принять это оскорбление… Милостивый государь, — прибавил, вдруг вдохновляясь Власт, — как от духовного, примите пожелание, чтобы Бог вас не наказал и не унизил, и не пришлось бы вам сложить оружие перед этими слепцами…

Услыхав такой ответ, гордый Вигман с загоревшимися глазами и стиснутыми кулаками повернулся к Власту.

— Молчи, презренный поп, — вскричал Вигман, — и благодари свой сан и дом, в котором ты находишься, что я не велел закрыть тебе на веки твою преступную глотку!.. Вигман не унизится никогда, даже перед цесарем, своим братом… а то вдруг перед паршивыми идолопоклонниками, как вы…

Это неприличная, наглая и незаслуженная речь никому из присутствующих не понравилась, и все замолкли; но священники наблюдали за Властом, желая узнать, как он ответит и выйдет из этого положения.

— Благодарю вас, милостивый государь, — ответил Власт, — что учите меня терпению и напоминаете учение Христа, Который велел получившему пощечину опять подставить лицо. Я, самый негодный и самый жалкий между его слугами, счастлив, когда могу страдать…

Вигман почти его не слушал, налил себе из кувшина меду и начал жадно пить, сев почти спиною к Власту, опираясь на руку, чтобы не смотреть и'даже забыть о присутствии молодого священника.

Некоторое время царило молчание, священники смотрели на Власта, который сидел теперь бледный, но совершенно спокойный, с любопытством и уважением. Гозберт бросил в его сторону несколько недовольных взглядов, как будто упрекая его в слишком дерзком ответе императорскому родственнику.

Теперь и Вигман старался избегнуть скользких вопросов и, желая отвлечь общее внимание от происшедшего, начал рассказывать о том, что к нему ночью является дух (чему в те времена верили) его покойного отца и что он считал это дьявольским наваждением.

Старший священник, услыхав это, сказал:

— А отчего бы, на самом деле, дух отца не мог прийти к сыну просить о помощи?

— А потому, — воскликнул Вигман, — что Бог не допустит, чтоб душа умершего, не имеющая больше ничего общего с землею, шаталась по ней!

Он проговорил это с насмешкой, но старший священник, выслушав его до конца, сказал:

— А все же такие случаи бывают и подтверждаются людьми, которым безусловно можно верить, и что души умерших часто блуждают по земле. Когда блаженной памяти король Генрих, отец милостивейшего государя, немецкого императора Отгона, своей великой мощью покорил чехов, далемильцев, ободрытов, вильков, гавров и радаров и заставил их смириться, эти дикие племена, прикидываясь покорными и послушными, сначала приносили дань и спокойно у себя жили. Но это продолжалось недолго, и с присущим им упорством, спустя некоторое время, пользуясь тем, что король Генрих был занят в другом месте, вдруг они восстали и громадными толпами напали на наш город Валислево, взяли его штурмом, жителей вырезали, а город сожгли. Конечно, король Генрих не дал им долго наслаждаться их изменою и отомстил им за нанесенную ему обиду и подверг такой же участи их город Ленчицу, а Валислево было отстроено. Здесь, в новоотстроенном костеле, занял место приходский священник, человек очень набожный, который каждое утро, на рассвете, служил первую заутреню.

Однажды, направляясь утром в храм и проходя кладбищем, священник увидел толпы собравшегося народа. Начал ближе присматриваться и заметил какого-то незнакомого ему священника, стоявшего в дверях храма, к которому стремился народ со своими пожертвованиями… Это так поразило священника, что он сразу не мог двинуться с места… Набравшись смелости, он приблизился к храму и начал пробираться сквозь толпу, но был крайне удивлен, что не заметил ни одного знакомого лица. Но, переступив порог храма, он вдруг увидел женщину, умершую неделю назад, которая, подойдя к нему, спросила, что ему здесь нужно. Узнав, что священник пришел молиться, женщина сообщила ему, что служба отслужена без него, и прибавила:

— А тебе тоже долго на этом свете не придется жить!

Все умолкли, и даже Вигман, терпеливо слушавший добавление, сделанное вторым священником, что в Магдебурге, в церкви купцов, были подобные случаи ночью, когда души умерших собирались и при зажженных свечах пели 99-й псалом, заутреню и «laudes», а на рассвете все это исчезло…

После этого рассказа и молодой клирик, робко спросив позволения у старшего духовного отца, рассказал, что слыхал из уст уважаемого старца, что будто в то время, когда в Утрехте был епископом достопочтенный Бальдрих, в городе Довеншере отремонтировали и освятили очень старый и полуразвалившийся храм, И вот однажды, рано утром, новоназначенный священник, ничего никому не говоря, вошел в храм и увидел там толпу покойников, распевавших при зажженных свечах народные песни. Священник немедленно сообщил об этом случае епископу, от которого получил приказ всю следующую ночь провести в храме… Священник сделал, как ему было велено… но только заснул, как его разбудил большой шум, поднятый появившимися покойниками, которые, схватив священника, выбросили его вместе с его постелью.

Епископ не мог этого потерпеть и строго наказал священнику опять стоять всю ночь в церкви на страже, захватив с собою все мощи святых. Священник и на этот раз исполнил приказ, но от страха не сомкнул глаз и все молился. И, действительно, в обыкновенный час толпы покойников ворвались в костел и, схватив священника и положив его на костер перед главным алтарем, сожгли его на медленном огне… После этого епископ приказал всем три дня поститься и отслужил за умерших панихиды.

Когда молодой клирик кончил, самый старший священник подтвердил этот рассказ, и все замолчали. Средний, сидящий подальше, прибавил:

— Не идет нам, обыкновенным смертным, знать больше, и как святой Павел говорил: "Всякому дана Богом известная мера разумения, а дальше этого ему пойти нельзя".

— А моя мера такая крохотная, — прибавил Вигман, — что я из всего этого ничего не понимаю.

Такое заявление все присутствующие посчитали просто неприличным, но родственнику императора никто не хотел возражать, и все сидели молча.

Наконец и тема разговора и большое количество выпитых кружек подействовали на расположение Вигмана и Гозберта, которые начали зевать, потягиваться и подыскивать более веселого сюжета для беседы, а священники, пользуясь тем, что наступило время вечернего служения, попросили проводить их в замковую часовню.

Сын графа Гозберта Додо, сняв со стены большую связку ключей, вышел из столовой, за ним последовали священники, к которым присоединился и Власт.

Сошли с первого этажа и, пройдя весь замковый двор, остановились в противоположном конце его у высокой башни; когда