утверждал, что хотя и предоставил свою фирму в распоряжение 5-й секции, но продолжает оставаться ее единственным руководителем и потому может поступать по собственному усмотрению. Это порождало постоянные трения, усугублявшиеся некоторыми специфическими чертами характера руководителя “Бюро Ха”. Он считал всех кадровых офицеров разведки узколобыми и зашоренными солдафонами и полагал, что по уровню развития своей личности может общаться напрямую только с Массоном и Гьюсаном. С этими двумя он вел себя совершенно иначе. Впоследствии Массон вспоминал о “склонности Хаузаманна “окружать” своего начальника советами (хотя наша разница в возрасте составляла не более трех лет) и некоторыми “инициативами”, которые он полагал полезными для меня, но о которых я не знал в то время, когда они предпринимались”[246]. Легкая истеричность характера Хаузаманна дополнялась также его пагубным для любого офицера разведки стремлением добиться всеобщего признания своих заслуг.

Анри Гьюсан

Ганс Хаузаманн

Деятельность “Бюро Ха” традиционно оценивается исследователями как крайне эффективная, некоторые даже преподносят ее в качестве эталона разведывательной организации периода кануна и первой половины Второй мировой войны. Думается, такая оценка происходит исключительно от пребывания в плену стереотипов. Командование швейцарской армии неоднократно выражало недовольство уровнем и качеством работы Хаузаманна и его аппарата. И дело заключается не только в допускавшихся им ошибках. В конце концов, никакой разведорган не застрахован от подобного, хотя, конечно, три предупреждения о неминуемом нападении Германии на Швейцарию, поступившие от “Бюро Ха” в августе и сентябре 1939 года, объяснить все же трудно[247]. Худшим являлось другое. В мае 1940 года начальник Германского бюро Разведывательной секции Макс Вайбель утверждал, что Хаузаман постоянно смешивает в одном информационном документе сведения от источников различной степени надежности без конкретного указания на это и примешивает к ней свои собственные суждения, но не в виде комментариев, а в к основном тексте. Руководитель “Бюро Ха” постоянно преувеличивал значимость своих агентов, а некоторых просто выдумывал. В частности, летом 1939 года его поймали на том, что под видом агентурного сообщения из Великобритании он направил Массону перефразированное сообщение информационного агентства “Иксчендж Телеграф”, на новости которого подписался. Руководивший разведкой помощник начальника штаба армии в сентябре 1939 года потерял терпение и распорядился: “Вследствие постоянной неверной информации, которую продолжает поставлять нам так называемое “Бюро Хаузаманна”, и ввиду чванливого и возбудимого поведения капитана Хаузаманна (вывеска на входной двери) я предлагаю Вам закрыть бюро в Тойфене и уволить капитана Хаузаманна с его должности. Прошу доложить, к какому времени это будет выполнено. Крайний срок — 5 октября 1939 года”[248]. Массону с трудом удалось отстоять своего давнего друга.

Безусловно, сказанное не означает, что “Бюро Ха” являлось паразитирующей или дезинформирующей организацией, им было сделано немало. Из приблизительно 10 тысяч сообщений и отчетов, направленных им разведке и руководству за период Второй мировой войны, значительная часть была вполне качественной, а некоторые документы — просто первосортными. Еще в 1937 году Хаузаманн установил контакты с резидентом чехословацкой разведки майором Карелом Седлачеком, которого в своем секретном делопроизводстве обозначал как “Дядюшка Том”, и обменивался с ним информацией по Германии на основе взаимности. Позднее Седлачеку пришлось перенести возглавляемый им разведорган из Цюриха в Люцерн, чтобы быть ближе к “Бюро Ха” и подальше от слишком активизировавшихся германских агентов.

Необходимо подчеркнуть, что в дальнейшем чехословацкий резидент работал отнюдь не только на свое правительство в эмиграции. Он являлся агентом советской военной разведки под псевдонимом “Барон” и британской МИ-6 под кодовым номером 22505. В течение Второй мировой войны он снабжал Москву и Лондон получаемой от швейцарцев информацией, а после нее до начала 1947 года занимал пост военного атташе Чехословакии в Берне.

Вплоть до начала Второй мировой войны Швейцария не имела военной контрразведки. Органом, отвечавшим за борьбу с экономическим и политическим шпионажем, являлся один из отделов федеральной полиции (“Бупо”). Это подразделение работало вполне профессионально, но его руководителя постоянно связывали соображения внешней политики, диктовавшие, агентов каких государств можно трогать, а каких нельзя. Подобная постановка дела полезна в дипломатическом отношении, однако неизбежно пагубно сказывается на эффективности любой секретной службы. Правда, в ситуации со Швейцарией практически все установленные разведчики совершенно не покушались на никому особенно не нужные секреты Конфедерации, а работали на ее территории в пользу третьих стран, в особенности Франции.

Эта многолетняя соперница Германии на протяжении долгих лет являлась самой мощной державой континента в политическом, экономическом и военном отношениях, однако в предвоенное десятилетие ее положение заметно пошатнулось. Особенно болезненно сказались на нем даже не кризис и последовавшая депрессия, а внутренняя нестабильность и отсутствие политической воли у высшего руководства. Франция была и оставалась великой державой, но немцы планомерно теснили ее во всех областях, в том числе и в разведывательной. Во второй половине 1930-х годов германская разведка сумела составить достаточно полную картину организации французской армии, ее вооружения, стратегических и тактических концепций, выявила методы использования авиации и установила степени мобильности ВВС и системы ПВО. Главным образом это явилось следствием успешной радиоразведки и вскрытия кодов и шифров, с безопасностью которых во Франции дело обстояло очень плохо. Ввод вермахта в демилитаризованную Рейнскую область в 1936 году позволил продвинуть немецкие радиоразведывательные посты дальше на запад и значительно облегчил осуществление перехватов, но самым уязвимым в этом отношении регионом оказались французские колонии. Там новые шифры проходили обкатку перед утверждением для использования в Европе, и этот период оказался поистине кладезем информации для ФА, абвера и СИМ. Французы позволяли себе многочисленные ошибки и использование “сырых” кодов и шифров, поскольку не опасались криптоаналитиков местных африканских или азиатских государств, а о возможности организации там немецких или итальянских постов подслушивания почему-то не подумали. Подобное легкомыслие повлекло за собой печальные последствия. К 1938 году ФА, “Ши” и “Перс. Ц” читали радиообмен по крайней мере 15 посольств Франции в разных странах мира. Британская радиоразведка с 1915 по 1935 годы тоже была в курсе всей дипломатической переписки французов, а потом просто прекратила этим заниматься ввиду утраты интереса и сосредоточении криптоаналитических ресурсов на других направлениях.

С 1936 года страна стала первоочередным объектом заинтересованности абвера. Военное руководство поставило перед ним вполне конкретную задачу подготовки к войне с Францией, что позволило Канарису предельно четко сориентировать свою службу. Бывший начальник разведывательного отдела абвера (Абт-I) Ганс Пикенброк впоследствии вспоминал, что работать против Франции, несмотря на профессионализм ее контрразведки, оказалось довольно просто. В стране почти полностью отсутствовал пограничный контроль, поэтому обычно сложная и рискованная процедура проникновения нелегалов на глубокое оседание