Я издал боевой клич, клич без слов, и прыгнул на этих пятерых. То была безумная атака. Меч мог пронзить мой живот и оставить меня корчиться в крови, но боги были со мной. Вздох Змея ударил в центр щита, отбросив его владельца назад и сбив с ног. Я последовал за упавшим, веря, что Райпер и Клапа не дадут скучать четырем остальным. Клапа размахивал огромным топором, Райпер танцевал танец меча, которому научил его Финан.

Я полоснул Вздохом Змея человека, пытавшегося подняться, и клинок разрубил его шлем, так что он снова упал. Я извернулся, чтобы сделать стремительный выпад, метя Вздохом Змея в того высокого воина, что пытался перерубить цепь.

Он обернулся, взмахнув мечом, и в небе хватило света, чтобы я разглядел под ободом шлема ярко-рыжие волосы, а между нащечниками – торчащую ярко-рыжую бороду. Это был Эйлаф Рыжий, давший клятву верности Хэстену. И тут я понял, что случилось в то предательское утро.

Пожар запалил Хэстен.

И Хэстен должен был увезти Этельфлэд.

А теперь ему нужно было открыть выход из ручья, чтобы его корабли могли уйти.

Поэтому мы должны оставить выход из ручья закрытым. Мы явились, чтобы его открыть, а теперь нам придется сражаться на стороне Зигфрида, чтобы русло осталось перегороженным… И я ткнул мечом в Эйлафа, который, однако, ухитрился увернуться от клинка. Его топор попал мне по запястью, но слабо – я едва почувствовал удар сквозь кольчугу и плащ. Мимо просвистело копье, брошенное с корабля, потом еще одно тяжело ударилось в столб и осталось торчать в нем, дрожа.

Я, спотыкаясь, миновал Эйлафа, неуверенно ступая по болотистой земле.

Эйлаф был быстр, а у меня не было щита. Я нырнул под замах топора, повернувшись к противнику, потом двумя руками попытался вогнать ему в живот Вздох Змея, но щит Эйлафа остановил выпад. Я услышал позади плеск и понял, что команда сторожевого корабля идет нам на выручку. Там, где сражались Клапа и Райпер, кто-то вопил, но у меня не было времени проверить, что там случилось.

Я снова сделал выпад. Меч проворнее топора, и Эйлаф Рыжий все еще заносил правую руку; ему пришлось щитом отразить мой клинок, а я сделал быстрое движение снизу вверх, и Вздох Змея, скрипя и звеня, скользнул по железному ободу щита. Из-за этого удара верхняя кромка щита Эйлафа врубилась в его череп под краем шлема.

Я почувствовал, как сломалась кость. Топор продолжал двигаться, я перехватил топорище левой рукой и дернул. Эйлаф покачнулся, глаза его стали стеклянными из-за только что полученной раны. Я пнул его в ногу, в которую попало копье, высвободил Вздох Змея и ткнул им сверху вниз. Клинок пробил кольчугу, заставив Эйлафа дернуться. Потом он грузно рухнул в грязь и попытался вырвать топор из моей хватки. Он рычал на меня, его лоб превратился в кровавое месиво.

Я обругал его, пинком отбросил его руку от топорища и полоснул по шее Вздохом Змея. А потом наблюдал за его предсмертными содроганиями.

Люди из команды сторожевого корабля пробежали мимо меня, чтобы убить людей Эйлафа, а я сорвал с окровавленной головы Рыжего шлем. Со шлема капала кровь, но я надел его поверх своего кожаного и понадеялся, что нащечники скроют мое лицо.

Люди, явившиеся с корабля, скорее всего, видели меня на пиру Зигфрида и если узнают меня, то повернут свои мечи против меня. На острове было десять или двенадцать членов команды, они убили пятерых товарищей Эйлафа Рыжего, но перед этим Клапа получил свою последнюю рану.

Бедный Клапа, такой тугодум, обычно такой ласковый, а во время сражения такой сильный, лежал теперь с открытым ртом, и по его бороде текла кровь. Я увидел, как он задрожал, и прыгнул к нему, нашел упавший меч и вложил в пустую правую ладонь Клапы, а после сомкнул его пальцы на рукояти. Грудь Клапы изувечил топор, смешавший его ребра, легкое и кольчугу в кровавое булькающее месиво.

– Кто ты? – закричал человек с корабля.

– Рагнар Олафсон, – назвался я выдуманным именем.

– Зачем ты здесь?

– Наш корабль сел на мель у берега, – ответил я, – и мы отправились на поиски помощи.

Райпер плакал. Он держал Клапу за левую руку, снова и снова повторяя имя друга.

В битве мы заводим себе друзей. Мы дразним друг друга, насмехаемся друг над другом и оскорбляем, но все равно любим друг друга. В битве мы становимся ближе братьев, и Клапа с Райпером стали такими близкими друзьями. А теперь датчанин Клапа умирал, а сакс Райпер плакал. Однако его слезы были не слезами слабости, а слезами дикого гнева, и, крепко сжимая руку Клапы, сомкнутую на рукояти меча, я заметил, как Райпер повернулся и поднял свой меч.

– Господин, – сказал он.

Я круто повернулся и увидел, что по берегу спускаются новые люди.

Хэстен послал целую команду, чтобы открыть выход из ручья. Их корабль был вытащен на сушу в пятидесяти шагах вниз по берегу, а за этим кораблем я увидел множество других судов, ожидающих возможности выйти в море, когда им освободят путь.

Хэстен и все его люди бежали из Бемфлеота и увозили с собой Этельфлэд.

А за ручьем, на холме под горящим домом, я увидел воинов Зигфрида и Эрика, бесстрашно несущихся вниз по крутому склону, чтобы напасть на предателя Хэстена. А его люди, намного превышая нас числом, теперь угрожали нам.

– «Стена щитов»! – проревел кто-то.

Я понятия не имел, кто это прокричал. Помню только, мне подумалось: «Мы все умрем на этом илистом берегу».

Я похлопал Клапу по окровавленной щеке, увидел его топор, лежащий в грязи, и почувствовал такую же ярость, какую чувствовал Райпер. Вложив в ножны Вздох Змея, я схватил этот огромный, с широким лезвием и длинным обухом, военный топор.

Команда Хэстена мчалась с воплями, подгоняемая необходимостью поскорее вырваться из ручья, прежде чем люди Зигфрида придут, чтобы их прикончить. Хэстен делал все, что в его силах, чтобы задержать погоню, – он поджег корабли Зигфрида, вытащенные на дальний берег ручья. Я смутно сознавал, как вспыхнули эти новые огни, как пламя быстро струится по покрытому дегтем такелажу, как ветер гонит клубы дыма через ручей, вздувшийся от наступающего прилива. Но наблюдать за всем этим мне было некогда.

Я успел лишь приготовиться встретить вопящих людей… Но когда им осталось промчаться последние несколько шагов, а нам – умереть здесь, кто-то позвал нас в «стену щитов». «Стена» выбрала удачное место для построения: перед нами извивалась одна из многочисленных канав Канинги. То была не ахти какая канава, просто ложе илистого ручья, но атаковавшие нас люди начали спотыкаться на ее скользких склонах. И тогда мы ринулись вперед.

Пришла наша очередь вопить, и моя ярость выплеснулась в красном неистовстве битвы.

Я замахнулся громадным топором на споткнувшегося человека. Тот не успел восстановить равновесие, и мой боевой клич превратился в торжествующий вопль, когда лезвие врезалось в его шлем, разрубив пополам череп и мозг. Хлынувшая кровь казалась черной. Все еще крича, я выдернул топор и замахнулся снова.