Другие башни выдержали, но я не скоро осознал, почему артиллерия Лориана не смогла уничтожить не защищенные щитами десантные суда.

Башни были окутаны слабой пеленой, бесцветной и маслянистой. Не мерцающей, как энергетическая завеса щита. С моего поста казалось, что эта пелена переливается и извивается вокруг сьельсинских башен. Она была похожа то ли на железные пружины, завитые с помощью магнитного эффекта, то ли на скопление угрей. Или змей.

– Змеи! – раздалось по рации.

– Нахуте, – произнесла Валка, выглядывая из-за моего плеча. Ее глаза могли менять масштаб изображения, позволяя видеть удаленные предметы, неразличимые для обычного человека. – Тысячи.

Змееподобные дроны появились из отверстий в десантных башнях и принялись кружить вокруг них, слившись в плотную сетку, предохраняющую от ракетных атак.

– Никогда не видел, чтобы они так делали, – сказал Паллино.

– Они лишь оттягивают неизбежное, – перебил высокий, жесткий голос Лориана.

Сверху раздался очередной залп, и ракеты по дуге понеслись к целям. Но дьявольских дронов были сотни, тысячи, и я готов был поспорить, что каждую ракету блокировало гораздо больше, чем два или три.

В небе «Пустельги» заходили на второй круг, паля из всех орудий.

Хорошо, что мы эвакуировали город. Я был рад этому вдвойне, увидев разлетевшиеся из башен дроны, зловеще следующие вдоль улиц, вращая пастями-дрелями в поисках мяса. Они набрасывались на любой источник тепла, реагировали на любое движение и прогрызали себе путь внутрь жертвы. Мне стало жалко местных бродячих собак, птиц и других оставшихся в Дейре живых существ. Я знал, что нахуте оставят после себя кровавый след.

– Стойкость, благослови нас клинком твоей отваги…

– Никогда не видел, чтобы они так делали, – повторил Паллино, словно для пущей убедительности.

В вышине по-прежнему выли сирены, их вопли заполонили все пространство от реки до террас, от земли до облаков. Стремительные лихтеры стреляли по новым, метеорами падающим с небес башням. Дымящиеся обломки сьельсинских десантных машин и сбитых истребителей обрушивались на бледные городские башни и разместившиеся на узких уступах и крышах сады и скверы, поджигая деревья.

На Беренике разверзся настоящий ад. Адское пламя обрушивалось со звезд, воспламеняя город. К счастью, основные помещения космодрома и часть древнего города располагались под землей. Древние архитекторы, желая защититься от геострафических штормов, ненароком спасли несколько миллионов человек.

По крайней мере, до тех пор, пока мы держим ворота.

– Движение на башнях! – раздался голос кого-то из центурионов.

Мой энтоптический визор определил его местоположение – двумя уровнями ниже, на три мили к югу. Наша пехота рассредоточилась; пять тысяч солдат распределились в группы не больше сотни человек каждая и разошлись по опустевшему двадцатимильному городу.

– На Восемьдесят седьмой улице сбрасывают трапы!

– Люки открываются!

– Контакт, контакт!

Общий канал связи наполнился приглушенным звуком стрельбы, который тем не менее был громче и отчетливее эфемерного воя штурмовых сирен. Мне не нужно было сверяться с энтоптическими показаниями других, чтобы понять, что сьельсины вышли из темных башен под гудение роя своих дьявольских машин.

С моего поста были видны фиолетовые вспышки плазмометов наверху и внизу.

– Прибейте уже эту чертову сирену! – прогремел из динамиков скафандра голос Паллино.

Мне хотелось кричать от досады. Какой толк был от меня здесь, где я мог лишь дожидаться прибытия нахуте или их бледных хозяев? Мое место было снаружи, рядом с ирчтани и фузилерами Хауптманна или на улицах, плечом к плечу с бойцами моего Красного отряда.

На фоне сирен поднялось устрашающее жужжание, одновременно пронзительное и низкое, со скрежетом, и на моих глазах туча нахуте – несомненно, по приказу какого-то сьельсинского полевого командира, руководившего операцией из защищенной башни, – поднялась вверх, туда, где на стене, отделяющей промышленный район от нижних кварталов, размещалась наша артиллерия. Я напомнил себе, что нахуте не были просто машинами для убийства. Они были разведчиками. Сьельсины собирали данные о городском ландшафте точно так же, как мы составляли карты их кораблей, когда брали их на абордаж.

– Я заметил, – сухо ответил Лориан, когда я сообщил ему об этом.

– Можно их остановить?

– Можно, если ты не против взорвать ядерную бомбу где-нибудь в верхних слоях атмосферы.

Я был против.

– Тогда придется их отстреливать, – сказал я.

Лориан промолчал.

Должно быть, над городом возвышалось уже полсотни осадных башен, окруженных непроницаемыми вихрями нахуте.

– Нужно закрыть ворота. – Голос Валки был едва слышен из-за сирены. – Если дроны проникнут в гипогей, кровопролития не избежать.

– Внутренние двери задраены, – ответил я. – А ворота могут понадобиться нам самим, если придется отступать.

Сверху, с уступа, на камни шмякнулось тело.

Тело сьельсина. Я узнал знакомый органический рельеф доспеха, похожий на резину материал, повторяющий контуры костей и пресса. В бледную косичку сьельсина были вплетены черные ленты. Вокруг тела расползалось пятно чернильно-черной крови, и я не сомневался, что сьельсин мертв. Его белая керамическая маска была повернута ко мне. Она была такого же цвета, как и сломанный меч, бледнее, чем открытая серебристо-белая челюсть сьельсина. Тонкие губы и прозрачные зубы были в черной крови. Маска подчеркивала изгиб рогов, придавая лицу ксенобита более острые и угловатые черты.

Между щелочками глаз был выгравирован черный символ руки. Когтистой, шестипалой, хищной.

Включив щит, я под ругань Паллино сделал несколько осторожных шагов вперед, на ходу активируя меч. Это был первый труп, что я увидел в тот день, но далеко не последний.

– Дораяика… – произнес я, отпуская безжизненную голову существа.

Один из моих телохранителей дважды пальнул из плазмомета. Два нахуте упали на землю в пяти шагах от меня. Их дымящиеся обломки судорожно подергались на брусчатке и затихли. Я приготовился к появлению новых дьявольских машин, но ни одной не увидел.

– Yujajjimn! Uiddaa! Uiddaa!

Я знал, что ксенобиты рядом, но ясный как день звук их голосов все равно привел меня в тихий ужас. Существам ночи не было места под солнцем. Но они были здесь, еще более ужасные при свете дня, чем во мраке. Их было чуть больше двух десятков; все – в одинаковой, органического вида броне из черной резины и керамики под короткими, еще более черными плащами, расписанными витиеватыми письменами Ударитану, теми же символами, что покрывали монументы Тихого. Своего рода богохульное присвоение. Бледными были их рогатые маски, еще белее – настоящие рога, нависающие надо лбами подобно дьявольским коронам.