Кутузов, казалось, чем-то озабочен и не слышал словгенерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в тефигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лицфранцузских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти увсех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.

Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата —лицо одного из них было покрыто болячками — разрывали руками кусок сырого мяса.Что-то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили напроезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянувна Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.

Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; ещеболее сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другомместе он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза,что-то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.

— Что ты говоришь? Что? — спросил он у генерала,продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего нафранцузские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.

— А, знамена! — сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь отпредмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всехсторон, ожидая его слова, смотрели на него.

Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнули закрыл глаза. Кто-то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошлии поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчалнесколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения,поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательнымвзглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.

— Благодарю всех! — сказал он, обращаясь к солдатам и опятьк офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были егомедленно выговариваемые слова. — Благодарю всех за трудную и верную службу.Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! — Он помолчал,оглядываясь.

— Нагни, нагни ему голову-то, — сказал он солдату,державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменемпреображенцев. — Пониже, пониже, так-то вот. Ура! ребята, — быстрым движениемподбородка обратись к солдатам, проговорил он.

— Ура-ра-ра! — заревели тысячи голосов. Пока кричалисолдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветилсякротким, как будто насмешливым, блеском.

— Вот что, братцы, — сказал он, когда замолкли голоса…

И вдруг голос и выражение лица его изменились: пересталговорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидночто-то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.

В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобыяснее слышать то, что он скажет теперь.

— А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать!Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашувас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они — видите, до чего онидошли, — сказал он, указывая на пленных. — Хуже нищих последних. Пока они былисильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так,ребята?

Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительнонедоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам:лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки,звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоуменииопустил голову.

— А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… вг…. — вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, впервый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура,расстроивавших ряды солдат.

Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками.Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конецпростодушно-стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи нетолько был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества всоединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим,именно этим стариковским, добродушным ругательством, — это самое (чувстволежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшимкриком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет лиглавнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая,неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.

8-го ноября последний день Красненских сражений; ужесмерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный,с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинкивиднелось черно-лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.

Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч,теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное местоночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили,что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами.Была только одна изба для полкового командира.

Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревнюи у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.

Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работуустройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено вснегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались влесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другаячасть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку,доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась вдеревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшиепо избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетнидля защиты.

Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, свеселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже былакрыша.

— Ну, ну, разом, налегни! — кричали голоса, и в темноте ночираскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня.Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе ссолдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо-радостный крик ихохот.

— Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так-то. Кудалезешь-то?

— Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!