его щекам. Ганнибал обнял сына одной рукой и попытался погладить его по волосам. Он почувствовал, что ребенок начал упираться. Его тело напряглось, и рыдания усилились. Гамилькар изогнулся, словно тянулся к кому-то за помощью и спасением. Ганнибал зашагал по дороге. Одной рукой он прижимал мальчика к себе и шепотом просил его не плакать. Он говорил с ним мягко и тихо, стараясь облегчить страх ребенка. Отец пытался убедить своего сына, что он не был таким демоном, каким казался.

— Не нужно плакать, — вновь и вновь повторял Ганнибал, говоря одновременно правду и ложь.

Он сам не знал, чего здесь было больше. И все это время его взгляд тянулся к Имилце. Он безмолвно просил у нее прощения и считал шаги, которые отделяли их друг от друга.

ЭПИЛОГ

Эрадна неустанно благодарила своих богинь за милость, оказанную ей. Она ушла от войны. Сцены смерти преследовали ее в кошмарах, но они больше не вплетались в ткань повседневного бытия. Она нашла свой остров, который знала только по названию. Приплыв сюда, Эрадна встретилась с остатками семьи ее отца. Дядя почти не помнил брата, но он и несколько кузин приняли ее радушно и без досадных вопросов, как будто по воле магических сил. Парни из деревни смеялись над ее странным акцентом, однако Эрадна чувствовала, что им нравилась ее компания. Они помогли ей построить хижину из камней и глины, с деревянной крышей и глиняной черепицей. В загоне у дома она развела персидских курочек. Эрадна помогала своей новой семье собирать урожай олив, ухаживать за фисташковыми деревьями и чинить рыбацкие сети деревенской флотилии. Неподалеку от нее жил старик, переехавший на остров из города. Он предложил ей выращивать вместе с ним съедобных сонь. Забота о тихих и робких зверьках, похожих на белок, доставляла ей радость. Она любовалась их дрожащими носиками, выпуклыми черными глазками и неописуемо мягким мехом. Конечно, все они со временем шли в кипящий горшок или каждую неделю продавались живыми на рынке, но ей все равно было приятно ухаживать за новорожденными малышами, держать в руках безволосых деток и наблюдать за их ростом. Никто на острове не пытался грабить или насиловать ее. Тот запас золота и драгоценных вещей, которые Эрадна привезла с собой, на самом деле оказался ненужным. Тем не менее она на всякий случай закопала его глубоко под земляным полом своего жилища. Ее осел тоже приплыл с ней на корабле. Она отпустила его на волю в ближайших холмах, однако животное снова пришло к ней, не желая расставаться с доброй хозяйкой. Разве это не было счастьем?

Да, но не совсем. Вот почему каждый день с момента прибытия Эрадна карабкалась на развалины стены в самой верхней точке острова. Первые несколько раз она поднималась на утес по козьей тропе, но вскоре этот путь показался ей слишком извилистым. Поздней осенью она протоптала свою собственную тропинку вверх по оврагу, из которого ей приходилось подниматься по очень крутому склону — почти на четвереньках. Зато она сразу попадала на гребень скалы, по которому шла до самых развалин. Учитывая расстояния, которые она преодолевала в обозе, эта прогулка казалась ей легким упражнением для ног и почти не выжимала пот из ее тела — не важно, каким жарким был день. Козы, жевавшие траву на склонах, наблюдали за ней скептическими взглядами. Эти непокорные животные с большими животами и гузнами неодобрительно подергивали ушами, словно обсуждали друг с другом ее неуважение к проторенным тропам. Эрадна иногда говорила им, что думает об их козлиной жизни, но на самом деле она радовалась компании мирных животных и понимала, что ее ежедневные визиты на холм граничили с абсурдной глупостью.

Попадая в лабиринт древних развалин, она обретала душевный покой. Остатки белых стен когда-то были частью особняка афинского чиновника, которого сослали на остров из-за политических интриг. После его смерти здание сожгли и разрушили — Эрадна не знала, по какой причине. При строительстве дома на склоне не хватало плоского места под фундамент, поэтому его основание извивалось вдоль нескольких террас. Каменные стены проступали и исчезали в растительности, как будто архитектор, питавший страсть к ландшафтным проектам, решил слить свое творение с природным окружением. И все же, несмотря на большие размеры здания и его необычное расположение, оно выглядело странно современным.

Конечная точка ее прогулок была одной и той же. Эрадна поднималась на пик утеса, который вздымался над разрушенным поместьем. Здесь, под древними оливами, на зернистой почве, трескавшейся под ее сандалиями, она медленно поворачивалась и производила круговой обзор лазурного моря, которое тянулось вдаль во всех направлениях. В ясную погоду, преобладавшую на острове, Эрадна, как ей верилось, видела все корабли, проплывающие под парусами дневной путь. И именно за этим она приходила сюда снова и снова. Вместе с медленным угасанием осени и с приходом холодной зимы она ждала, когда появится нужное ей судно. Иногда она просто сидела на высокой скале и смотрела, как руки ветра касались пальцами волн. Она вспоминала ту первую встречу, когда на песчаном берегу реки близ Пикены увидела голого солдата с торчавшим фаллосом. Он словно упал к ней с неба. И Эрадна не уставала изумляться тому, как они снова и снова встречались в хаосе страны, объятой войной. Она вспоминала, как после великой битвы обмывала его обнаженное тело почти у самого поля боя. Ей по-прежнему не давали покоя странные рассказы солдата о его беседах с убитой девочкой. Она часто вспоминала, какие у него были нежные губы. Иногда Эрадна чувствовала стыд оттого, что рассталась с ним в гневе, назвав его глупцом, когда он сообщил ей о своем возвращении в Африку вместе с командиром. Но она не винила себя слишком сильно. Он действительно был глупцом. С этим ведь не поспоришь.

Однако Эрадна верила, что его судьба не была решена на поле боя. Вот почему она каждый день поднималась сюда и ожидала, когда на горизонте появится корабль с ее любимым на борту. Он приплывет к ней. Имко Вака еще раз найдет ее. Она не сомневалась в этом. Конечно, найдет. Ведь это была единственная возможность наполнить ее жизнь каким-то смыслом. Вот почему она верила в счастливый конец.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Мирный договор, заключенный после Второй Пунической войны между Римом и Карфагеном, формально действовал около пятидесяти лет. Через некоторое время, несмотря на выплаты ежегодной контрибуции, карфагеняне снова начали процветать. В 200