Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алистер глубоко вздохнул и повернулся к Коулу. В глазах его плескались такие боль и тоска, что Коул уже начал жалеть, что затеял этот разговор.
— На этом история, которую можно подпитать фактами, заканчивается, и начинается… да уж… — Алистер не находил в себе сил, чтобы окончательно погрузиться в прошлое, поднять весь пласт тяжёлых воспоминаний, и Коулу это чувство было очень хорошо знакомо. — Я знаю две вещи, в которых я уверен: Чарли и мою дочь похитили, а спустя три дня он принёс её обратно. Крохотную девочку, покрытую чёрными пятнами. Всё остальное мне рассказал Чарли, и история эта довольно обрывочная, потому как в тот момент, когда он пытался мне всё рассказать, Сьюзи орала на весь дом и кидалась вещами. Чарли пришлось в итоге выволочь её на улицу и уехать. А через несколько часов мы узнали о том, что они разбились. Так что я так и не узнал всей картины.
— Но вы же сказали, что Марта кого-то убила.
— Я знаю об этом со слов Чарли. Потрошитель Рыб оказался Потрошительницей, — Алистер сложил руки на груди. — Скорее всего, ведьмой, но какой — я без понятия. Чарли сказал, что в том месте, где их держали, было много банок с человеческими органами. Собственно, она хотела выпотрошить Чарли, а Марта, которую она похитила, как выяснилось, случайно, внесла коррективы.
— Да, Марта любит вносить коррективы, — совсем неуместно усмехнулся Коул.
Алистер встретился с ним взглядом и тоже усмехнулся.
— Действительно. Собственно, — Алистер потёр переносицу, — в ней пробудилась сила, и она каким-то образом убила ведьму.
Коулу вспомнилось ощущение чужих огромных рук на его горле. Они сжимались, не давая ему сделать ни вдоха.
— Наверное, задушила, — рассеянно произнёс он.
— Не знаю, — ответил Алистер. — Терра извлекала воспоминания Марты об этом событии и знала чуточку больше. Но я… можешь считать меня малодушным, но мне хотелось похоронить эту историю и никогда о ней не вспоминать. Забыть точно так же, как обо всём забыла моя дочь.
Закончив рассказ, Алистер словно бы выдохнул, сбросил с себя груз ответственности, поделившись тайной и перестав быть её единоличным хранителем.
Алистер сварил ещё кофе. Они долго сидели в полной тишине. Коул обдумывал услышанное, а мистер Рудбриг думал о чём-то своем. И никто из них не испытывал ни малейшего желания говорить ни о чём, словно они, мысленно посовещавшись, пришли к единому решению.
Так бы продолжалось довольно долго, если бы не сообщение, пришедшее на телефон Алистера. Мистер Рудбриг достал телефон из кармана и некоторое время смотрел на экран. Выражение его лица было странным — восторженно-удивлённым — не свойственным ему.
— Мы нужны Марте, — произнёс он и протянул телефон Коулу.
Абонент — «Тучка». Короткое сообщение — по сравнению с другими односложными — казалось даже длинным.
«Нужна помощь в Ведьминой обители. Срочно».
— Почему «Тучка»? — спросил Коул, всё ещё держа телефон в руках и не двигаясь с места, в то время как Алистер уже скрылся в коридоре с какой-то невероятной прытью, которой раньше в нём не наблюдалось.
— Она же всё время хмурится, — донёсся ответ из коридора.
Парень усмехнулся. «Это точно. Самая настоящая тучка. Хорошо хоть не грозовая», — подумал он и встал из-за стола.
========== Глава 39. Манеры, юная леди! ==========
Марта влетела в бабушкину больничную палату, словно подгоняемая маленьким тайфуном. Её буквально колотило от дикой и всепоглощающей ярости, бушевавшей в ней и не находящей выхода. И от того, что ранее она сорвалась на Коула, лучше не стало — даже наоборот: теперь в копилку негативных эмоций примешалось нечто, отдалённо напоминающее стыд.
Мадам Рудбриг всегда говорила, что Марта чересчур привязана к Мегги: опекает сильнее, чем нужно, и перекладывает на неё ту любовь и заботу, которую просто некому больше отдавать. Такая вот своеобразная курица-наседка, а не старшая сестра.
Знали ли охотники о том, что, забрав Мегги, они подожгли костёр, разложенный у собственных ног? Если нет, Марта с радостью просветит их.
Поглощённая своими мыслями и планами, не имеющими ничего общего с понятием «человеколюбия», девушка не сразу заметила пожилую женщину, сидящую в мягком — явно не больничном — кресле возле кровати.
— Джослин? — ошалело произнесла Марта, и женщина, повернувшись на её голос, как-то вымученно и устало улыбнулась. Так, как улыбаются у постели умирающего, когда печаль уже давно перевалила через край, но нужно держать лицо.
— О, Марта, это ты! — в голосе начальницы не было удивления, скорее облегчение. Марте почудилось, что она поймала на себе взгляд женщины через стёкла солнцезащитных очков, но то было лишь наваждение — Джослин не могла видеть её. — А я всё гадала, когда ты вернёшься. Как нынче Шарпа? Я её уже лет двадцать не видела.
— Откуда вы знаете о?.. — стушевавшись, спросила Марта, так и застыв у двери.
Джослин помяла свои похожие на высушенный инжир губы, прежде чем ответить:
— Кеторин мнит себя самой умной. Но я сразу же поняла, куда вы подевались, когда ты взяла выходные дни, а по городу прошёл слух, что наше городское чудо отменило все приёмы до конца года, ещё и закрыв «Ведьмину обитель». Единственное — я так и не поняла, зачем вы туда поехали? Искали что-то о Грабсах?
Марта слегка отошла от своего ступора и, пройдя вглубь палаты, плюхнулась на пластмассовый стул в изножье бабушкиной кровати. У неё не нашлось слов, чтобы описать степень своего удивления. Она ведь даже не думала, что Джослин интересуется их с Кеторин делами.
— Как бабушка? — спросила Марта, вспомнив о том, зачем она сюда пришла.
Мадам Рудбриг — настолько бледная, что практически сливалась с простынями — была окутана таким количеством проводов и трубок, что напоминала скорее робота, чем человека. Лицо казалось неузнаваемым под кислородной маской, которая то мутнела, то становилась прозрачной. Но что ещё больше удивило и даже напугало девушку, так это седые волосы: длинные и рассыпанные по плечам и белым наволочкам. Марта никогда не видела бабушку Маргарет с распущенными волосами — сколько она себя помнила, неизменный тугой шиньон из которого не торчало ни одного волоска, был бабушкиным неизменным спутником.
Удивил её и старый деревянный гребень, лежащий на коленях у Джослин. Но та словно бы заметив интерес Марты,