И как же именно вы подавили это мимолетное и невнятное крошечное сомнение («Должен ли я закрывать вопрос?»)? В приведенном выше описании процессы оказываются неразличимыми для интроспекции, но если мы посмотрим на предложенные когнитивными науками модели «принятия решений» и «решения задач» в рамках таких стремительных, бессознательных процессов, как восприятие и понимание языка, то увидим новые соблазнительные аналогии с нашими фазами различных моделей эвристического поиска и решения задач904.

Как мы снова и снова наблюдали в этой книге, так на любом уровне и выглядит принятие решений в условиях ограниченного времени. Принцип разумной достаточности распространяется даже за пределы устойчивой биологической конструкции принимающего решения актора – на конструкцию «решений», которые принимала Мать-Природа, проектируя нас и другие организмы. Возможно, существуют границы между биологическими, психологическими и культурными воплощениями этой структуры, проведение которых можно каким-то образом обосновать, но не только структуры (а также их способности и слабые места) являются, по сути дела, одинаковыми; конкретное содержание «рассуждений», вероятно, не замкнуто на каком-либо одном уровне процесса, но может мигрировать. Например, при наличии подходящих стимулов можно гальванизировать какое-нибудь лежащее, фактически, за порогом восприятия соображение и «поднять» его, сделав доступным для сознательной вербализации и оценки – оно становится «интуицией», – а затем выразить так, чтобы его могли обдумать и другие. Если двигаться в противоположном направлении, то повод для действия, постоянно упоминающийся и обсуждаемый комиссией, может в конечном счете стать «понятным без слов» (по крайней мере, произнесенных вслух), но продолжать формировать мышление, как групповое, так и индивидуальное, на каком-то более подсознательном уровне (или уровнях), на котором идет процесс. Как говорили Дональд Кэмпбелл905 и Ричард Докинз906, культурные институты можно иногда интерпретировать как компенсацию или исправление «решений», принятых естественным отбором.

Фундаментальный характер принципа разумной достаточности (то, что он является базовой структурой всех принимаемых в реальности решений: этических, прагматических, экономических или даже эволюционных) ведет нас на скользкий путь, на котором подстерегают различные опасности. Для начала отметим, что просто заявить, что эта структура имеет фундаментальный характер, не обязательно значит сказать, что она является наилучшей, но такой вывод, без сомнения, напрашивается, и он соблазнителен. Напомню, мы начали это исследование, рассматривая моральную проблему и пытаясь ее решить: проблему выработки хорошего (справедливого, обоснованного, разумного) процесса оценки заявок. Предположим, мы решили, что, с учетом ограничений, спроектированная нами система является наилучшей. Группа условно рациональных акторов – мы – решила, что это правильный способ организации процесса, и сделанный нами выбор его характеристик обоснован.

С учетом такой истории разработки нам нужно набраться решимости, чтобы провозгласить этот проект оптимальным – лучшим из возможных. Можно было бы вменить мне в вину это кажущееся высокомерие еще в момент постановки проблемы. Разве я не предложил исследовать, как людям следует принимать этические решения, разобравшись, как мы на самом деле принимаем одно конкретное этическое решение? Кто мы такие, чтобы задавать тон? Ну а кому еще должны мы верить? Если мы не можем положиться на собственное обоснованное суждение, то, кажется, мы и первого шага не сделаем:

Однако притязания на оптимальность могут улетучиваться; не нужно никакой решимости для скромного допущения, что с учетом имеющихся ограничений это было наилучшее решение, которое мы могли принять. Иногда люди делают ошибку, предполагая, что существует или должна существовать единственная (наилучшая или превосходящая прочие) позиция, с которой следует оценивать идеал рациональности. Встанет ли перед совершенно рациональным актором слишком человеческая проблема неспособности вспомнить определенные ключевые соображения в момент, когда они были бы наиболее действенными и эффективными способами выйти из затруднения? Если мы в качестве теоретического упрощения ставим условие, что наш воображаемый идеальный актор неуязвим для подобных неурядиц, то мы не сможем задать вопрос о том, каким мог бы быть идеальный способ с ними справиться.

Любое подобное упражнение предполагает, что определенные характеристики («ограничения») зафиксированы, а другие поддаются изменениям; последние следует скорректировать так, чтобы они как можно лучше соответствовали первым. Но всегда можно изменить точку зрения и спросить об одной из предположительно поддающихся изменению характеристик, не является ли она на самом деле в одной из позиций зафиксированной – ограничением, к которому нужно подлаживаться. Можно также спросить о каждой из устойчивых характеристик, следует ли каким-либо образом оказывать на нее давление; может быть, ее лучше всего оставить в покое. Чтобы ответить на этот вопрос, нам следует считать остальные характеристики зафиксированными, чтобы оценить целесообразность той, которую мы рассматриваем. И здесь тоже нет одной-единственной точки опоры; если мы предположим, что читатели «Руководства по первой этической помощи» являются абсолютными идиотами, наша задача невыполнима; если же мы предположим, что они – святые, она слишком проста, чтобы что-нибудь прояснить.

Это наглядно проявляется в спорных предположениях о рациональности при теоретических обсуждениях дилеммы заключенного; если вы имеете право предположить, что игроки – святые, проблемы не возникает; в конце концов, святые всегда сотрудничают. Близорукие остолопы всегда предают, а потому они неисправимы. Что делает «абсолютно рациональный» игрок? Возможно, как мог бы кто-нибудь сказать, он видит рациональность в принятии стратегии превращения в не вполне идеально рационального игрока – чтобы справиться с не вполне идеально рациональными игроками, с которыми, как он знает, ему предстоит столкнуться. Но тогда в каком смысле этот новый игрок является не вполне идеально рациональным? Будет ошибкой предположить, что эта нестабильность может быть устранена, если мы просто достаточно хорошо продумаем, что такое идеальная рациональность. Это воистину ошибка в духе доктора Панглосса908.