Эта надменная отповедь снискала благосклонность многих – возможно, большинства – теоретиков этики, но, по сути дела, она лишь маскирует пропасть, постепенно расширяющуюся под натиском внимания критиков. Противники пребывали в странном заблуждении, будто система этического мышления должна работать, и отмечали, что система Милля была – в лучшем случае – чрезвычайно непрактичной. Это – настаивал Милль – не возражение: утилитаризм должен быть практичным, но не настолько. Его подлинная задача – служить фундаментальным методом обоснования выходящих на авансцену мыслительных привычек существующих в действительности людей, размышляющих о морали. Однако оказалось, что эта фундаментальная роль этической теории (которую искали не только утилитаристы) недостаточно хорошо определена и зыбка. Насколько практичной должна быть система этического мышления? В чем предназначение этической теории? Негласные различия во мнениях по этому вопросу и степень самообмана среди протагонистов добавляли неоднозначности последующим дискуссиям.

По большей части, философы были готовы игнорировать практические проблемы принятия решений в реальном времени, рассматривая тот суровый факт, что все мы смертны, забывчивы и вынуждены поспешно выносить решения, как существующий в реальности, но маловажный фактор, препятствующий работе механизма, чертеж которого они описывают. Ситуация выглядит так, как если бы существовали две дисциплины: подлинная этика, чья задача – вычисление принципов, определяющих, что в любых обстоятельствах следует делать идеальному актору, и менее интересная, «всего лишь практическая» дисциплина «Первой этической помощи», или «Того, что следует делать до прибытия доктора философии», позволяющая в условиях нехватки времени на скорую руку принимать решения в «рабочем» режиме.

На практике – признают философы – мы игнорируем важные соображения (те, которые на самом деле игнорировать не следует) и допускаем наличие в своем мышлении сотни специфических (и с точки зрения морали несостоятельных) предрассудков; но, теоретически, делать мы должны то, что предписывает (та или иная) идеальная теория. Затем философы вполне разумно сосредотачиваются на выяснении того, что это за идеальная теория. Теоретической пользой сознательного упрощения посредством идеализации не следует пренебрегать ни в философии, ни в любой научной дисциплине. Взятая непосредственно во всех ее неопрятных частностях реальность слишком сложна, чтобы строить о ней теории. Проблема, скорее (ибо любая идеализация является стратегическим выбором), в том, какая именно идеализация могла бы пролить свет на природу нравственности, а какая лишь навяжет нам занимательные сказки.

Легко позабыть, насколько в действительности непрактичны этические теории, но можно заставить истину заиграть всеми красками, задумавшись о том, что скрывается за использованной Миллем метафорой, заимствованной из области современных ему технологий. Морской альманах – своего рода эфемериды, собрание ежегодно рассчитываемых и публикуемых таблиц, из которых любой легко и быстро мог узнать, какое положение будут занимать на небе Солнце, Луна, планеты и наиболее крупные звезды в каждую секунду грядущего года. Точность и достоверность этого ежегодного оракула была и остается вдохновляющим примером мощи человеческого дара предвидения, должным образом дисциплинированного научной системой и направленного на достаточно упорядоченный предмет. Вооружившись плодами такой системы мышления, разумный моряк и в самом деле может рискнуть отправиться в путь, будучи уверенным в своей способности принимать достаточно информированные навигационные решения в режиме реального времени. Разработанные астрономами практические методы действительно эффективны.

Могут ли утилитаристы предложить вниманию публики нечто подобное? Поначалу кажется, что Милль так и думает. Сегодня мы привычны к неумеренным восхвалениям десятков высокотехнологичных систем (систем анализа экономической эффективности, компьютеризированных систем экспертных оценок и т. д.) и со своих сегодняшних позиций можем предположить, что Милль воодушевленно занимался рекламой: внушал, что утилитаризм может снабдить актора абсолютно надежным Средством принятия решений. («Мы сделали сложные расчеты за вас! Все, что осталось, – подставить переменные в предоставленные нами простые формулы».)

Джереми Бентам, основоположник утилитаризма, несомненно, стремился к подобной «калькуляции счастья», снабженной даже мнемоническими стишками – в точности как системы практической мореходной астрономии, которые знал назубок каждый капитан дальнего плавания.

Бентам был жизнерадостным алчным редукционистом – можно сказать, Б. Ф. Скиннером своего времени, – и этот миф о практичности с самого начала был частью риторики утилитаризма. Но уже у Милля мы наблюдаем первые шаги в сторону выстроенной из слоновой кости башни идеальности, к тому, что вычислимо «теоретически», но не на практике.

Например, Милль полагал, что лучшие из наставлений и практических правил повседневной нравственности (формулы, которые люди и в самом деле принимают в расчет в хаотическом процессе принятия решений) получили (или, в принципе, получили бы) официальное одобрение полноценного, кропотливого, систематического утилитаристского метода. Как таковое, доверие, с которым средний рациональный актор относится к подобным формулам, основано на аккумулированном культурной памятью опыте множества жизней и может («в принципе») быть обосновано путем формального выведения из теории. Но осуществить этот логический вывод никогда не удавалось897.

Несложно понять причины этого: крайне маловероятно, что существует осуществимый на практике алгоритм для универсального анализа эффективности, в котором нуждается подобный утилитаризм (или любая другая «консеквенциалистская» теория). Почему? Из-за того, что можно было бы назвать Эффектом Три-Майл-Айленд. Является ли разрушение ядерного реактора на Три-Майл-Айленд хорошим или плохим происшествием? Если, планируя какие-то действия, вы обнаружите, что разрушение реактора является следствием вероятности p, то что вам следует приписать ей в качестве значения? Будет ли то неудачный исход, которого вам следует стараться избежать, или исход положительный, к которому следует всячески стремиться?898 В данный момент дать определенный ответ нельзя, и не ясно, будет ли он получен в какой-либо отдаленной перспективе. (Заметим, что это – не проблема недостаточно точных измерений; невозможно даже определить, следует ли поставить знак плюс или минус перед количественной оценкой ценности.)