Убивать животных, чтобы есть их мясо, — одно из условий человеческого существования. Наши предки охотились, свежевали добычу и, предположительно, готовили ее уже как минимум 2 млн лет назад, и наши рты, зубы и пищеварительный тракт приспособлены для рациона, включающего мясо[1274]. Жирные кислоты и цельный белок мяса обеспечили эволюцию нашего требующего поступления энергии мозга, а доступность мяса способствовала эволюции социальных качеств человека[1275]. Для наших предков сорвать куш на охоте значило стать обладателем ценности, которую можно продать или разделить, что готовило почву для взаимного обмена и кооперации: удачливый охотник, раздобывший столько мяса, что его нельзя съесть в один присест, захочет поделиться им в надежде, что в следующий раз, когда повезет другому, тот его тоже не обидит. Мужчины добывали мясо, женщины собирали растительную пищу, и это взаимовыгодное сотрудничество создавало дополнительную — помимо очевидных — связь между ними. Мясо было для мужчины эффективным способом внести родительский вклад в своих детей и укрепить семейные узы.

Об экологической значимости мяса на всем протяжении эволюции нашего вида говорит и психологическая важность мяса в жизни человека. Поедание вкусного мяса вызывает приятные ощущения. В ряде традиционных культур желание отведать мяса обозначается специальным словом, а прибытие охотника с добычей становится поводом для деревенского праздника. Удачливых охотников уважают, они ведут более активную сексуальную жизнь — иногда пользуясь своей популярностью, иногда прямо обменивая одно плотское удовольствие на другое. К тому же в большинстве культур трапеза не считается праздничной, если на столе нет мяса[1276].

Учитывая, насколько важно для людей мясо, неудивительно, что качество жизни существ, чьи тела его производят, находилось в самом низу списка наших приоритетов. Вот признаки, позволяющие предположить, что снижение насилия среди людей не обязательно должно коснуться животных: они нам не близкие родственники, они не могут обмениваться с нами услугами, мимические сигналы большинства других видов не пробуждают в нас сочувствия. Защитники природы часто сожалеют, что люди сострадают только харизматичным млекопитающим — им повезло иметь облик, на который мы эмоционально откликаемся: улыбчивым дельфинам, пандам с печальным взглядом и тюленятам с их детскими мордочками. Несимпатичным видам приходится полагаться только на себя[1277].

Охотникам-собирателям из детских книжек часто приписывают уважение к природе, однако оно не мешало им охотиться на крупных животных до полного истребления или жестоко мучить пойманных зверей. В племени хопи, например, детей поощряли играть с пойманными птицами, ломая им ноги и отрывая крылья[1278]. На сайте, посвященном традиционной кухне коренных американцев, выложен следующий рецепт:

В традиционных культурах животных нередко разделывают или варят живыми. Масаи регулярно пускают скоту кровь и смешивают ее с молоком, чтобы приготовить изысканный напиток, а кочевники Азии срезают куски курдючного жира с живых баранов, которых специально разводят для этой цели[1280]. К домашним животным относятся не лучше: в недавнем кросс-культурном исследовании было установлено, что в половине традиционных культур, представители которых держат собак, их убивают — чаще всего, чтобы съесть, а плохо обращаются с собаками больше половины этих народов. Мбути в Африке, например, «безжалостно избивают своих охотничьих собак с рождения и до смерти, как бы ценны они ни были»[1281]. Когда я спросил приятельницу-антрополога о том, как относятся к животным охотники-собиратели, с которыми она работала, та ответила:

Ранние цивилизации, которые зависели от прирученного домашнего скота, порой вырабатывали нормы обращения с животными, но последним от того было немного толку. Основной принцип гласил, что звери существуют для пользы человека. Первое, что сказал Бог Адаму и Еве: «Плодитесь, и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле» (Бытие 1:28). Хотя прародители питались лишь фруктами, после потопа диета людей стала мясной. И Бог сказал Ною: «Да страшатся вас и да трепещут все звери земные и все птицы небесные: все, что движется на земле, и все рыбы морские — в ваши руки отданы они; все движущееся, что живет, будет вам в пищу, как зелень травную даю вам все» (Бытие 9:2–3). Пока римляне в 70 г. н. э. не разрушили второй храм, иудейские священники убили в нем неимоверное количество животных — не для того, чтобы накормить людей, но из суеверия, что Бога надо периодически задабривать хорошо прожаренным стейком. (Запах жаренного на углях мяса, согласно Библии, есть «приятное благоухание» и «благоухание, приятное Господу».)

В Древней Греции и Риме примерно так же представляли себе место животных в миропорядке. Аристотель писал, что «растения созданы для блага животных, животные — для блага человека»[1282]. Греческие ученые применяли этот подход на практике, проводя вивисекцию живых млекопитающих, включая иногда и Homo sapiens. (По словам римского врача Цельса, в эллинистической Александрии медики «с высочайшего разрешения освобождали преступников из тюрем и вскрывали их живьем, рассматривая, пока те еще дышат, части, которые природа скрыла от непосредственного наблюдения».)[1283] Римский анатом Гален писал, что предпочитал работать со свиньями, а не с обезьянами, поскольку на мордах обезьян, которых он резал, появлялось «неприятное выражение»[1284]. А его соотечественники наслаждались, наблюдая, как на арене Колизея убивают и пытают животных — не исключая и прямоходящих приматов. В христианские времена святой Августин и Фома Аквинский соединили библейские взгляды с эллинистическими, чтобы оправдать аморальное отношение к животным. Фома Аквинский писал: «Божественным Провидением [животные] предназначены к пользе человека… Поэтому нет ничего плохого в том, что люди используют их — убивая или поступая как угодно по-другому»[1285].