После этого эпизода наш вратарь попросил Васильева завязать ему одну из лямок на щитке. Пока защитник, припав на колено, это делал, стадион разразился свистом и топотом.

— Опять русские время тянут! — раздались крики со всех сторон.

— Что же ему нельзя лямку застегнуть? — удивленно спросил Франек у дядьки, который кричал над его ухом оскорбительные реплики по адресу Третьяка.

— А ты за кого болеешь, хлопец? — недоуменно уставился на мальчишку дядька.

— За наших, но зачем русских оскорблять? — ответил Франек и демонстративно отвернулся от своего соседа сверху.

Тем временем советское третье звено закрыло чехов в их зоне и несколько раз опасно атаковало их ворота. Активнее всех в углу площадки действовал Лебедев, который выцарапал шайбу у чеха, послал ее одному из братьев Голиковых и тот мощно бросил. Но Холечек оказался на месте.

Сидевший в советском секторе Прохазка то и дело бросал взгляд на электронное табло, выжидая удобного момента, чтобы сорваться со своего места. Пока его соседи были увлечены игрой, он осторожно достал из кармана ветровки бомбу, находившуюся в сигарной коробке и завернутую в полиэтиленовый пакет, и засунул ее под свое сиденье. Теперь надо было отойти на безопасное расстояние и переключить тумблер специального устройства, которое было спрятано у него в брючном кармане. Однако времени для того, чтобы чехословацким хоккеистам забить всего одну шайбу и уйти от поражение, еще было предостаточно, поэтому Прохазка не торопился уходить. Вместо этого он снял с себя ветровку и положил ее рядом с собой на ручку кресла. Даже вывернутая наизнанку она была для него опасна.

Чехословацкие хоккеисты, поймав второе дыхание, не собирались сбавлять темп игры. У них на льду было первое звено, где два игрока чередовались через смену — то играл Новы, то Рихтер. У нас Тихонов пошел на тот же ход, но только в защитных линиях — на лед выходил то Цыганков, то Билялетдинов. При этом Тихонов постоянно напоминал своим игрокам, выходящим на лед:

— Сбивайте темп, ребята, сбивайте!

И игроки сбивали: то Васильев прижимал шайбу к бортику, то Билялетдинов. Трибуны негодовали, но наши игроки слушали не их, а установку своего тренера. Да и сами они прекрасно понимали, что сейчас главное выдержать этот сумасшедший натиск, а сделать это можно было, сбивая темп игры, который чехи всячески старались взвинтить.

Электронные часы показывали, что до конца матча остается чуть больше четырех минут. На льду было первое советское звено и третье чехословацкое (с братьями Штястны). Подхватив шайбу в середине поля, Харламов по правому флангу сделал попытку прорваться в зону соперника. Но защитник Дворжак применил силовой прием против нашего форварда, буквально впечатав его в бортик. Атака захлебнулась. После этого чехи перехватили шайбу и вошли в нашу зону. Их нападающий Черник ушел в угол площадки, где его атаковал Цыганков. Завязалась позиционная борьба, которая привела к очередному прижатию шайбы к бортику. И снова эта пауза была выгодна советской сборной.

Когда до конца матча оставалось чуть больше двух минут, шайба попала к Петрову и он вновь стал тянуть время — закружил возле бортика в средней зоне. Сразу двое чехословацких игроков бросились к нему.

— Молодец, Володя! — что есть мочи закричал Антон, вскочив со своего места.

Вздрогнув от этого крика, Прохазка взглянул на табло и потрогал под креслом пакет со взрывчаткой — тот был на месте. После чего Винсенк поднялся на ноги и начал пробираться к выходу. Антон, который во все глаза следил за игрой, даже не заметил этого демарша своего соседа. Но это увидели два других человека — полковник Гавлик, который вместе с Хораком уже успел перейти на эту половину Дворца спорта, и Ковалевский, стоявший у того самого выхода с трибун, куда направлялся Прохазка. При этом Ковалевский подумал: «Так это же тот самый парень с косичкой, которого я видел перед началом игры. Только тогда он был в голубой ветровке, а теперь ее на нем нет».

Не успела эта мысль прийти к нему в голову, как он заметил следующее: некий парень из советского сектора (это был Антон), из того же ряда, по которому пробирался Прохазка, стал размахивать той самой голубой ветровкой, видимо, забытой парнем с косичкой. Причем голубой цвет у ветровки чередовался с зеленым. И тут Ковалевского осенило: «Да это же двухцветная куртка — последний писк европейской моды!» И ему все сразу стало понятно: и про парня с косичкой, и про его ветровку, и про то, для чего он за две минуты до конца матча сорвался со своего места.

Когда Прохазка уже добрался до последних мест в ряду и собирался выбраться на площадку перед выходом, он заметил Ковалевского. И по его глазам сразу догадался, что тот ждет именно его, причем явно с недобрыми намерениями. И тогда террорист решил действовать в открытую. Он достал из кармана брюк дистанционный пульт и, сняв колпачок с тумблера, положил на него палец. Ковалевский тут же отпрянул назад, прихватив с собой и двух милиционеров, стоявших у него за спиной. Расчистив себе таким образом путь, Прохазка бросил последний взгляд на ледовое поле. Там в это время возникла пауза — судья готовился произвести очередное вбрасывание в зоне советской команды. Значит, у сборной ЧССР еще был шанс отыграться. Но времени для того, чтобы дождаться этого, у террориста не было — ему надо было успеть сбежать с места взрыва. Поэтому, продолжая держать палец на тумблере и не выпуская из поля зрения своих преследователей, Прохазка стал спиной пятиться к выходу. А затем бросился бежать в подтрибунный коридор.

Ковалевский хотел было последовать за ним, как это сделали двое милиционеров, но внезапно услышал чьи-то настойчивые крики. Он повернулся на шум и увидел все того же парня, который за минуту до этого размахивал курткой террориста. Он пробирался вдоль своего ряда и держал в руках не только куртку, но и полиэтиленовый пакет Прохазки. Ковалевский сразу понял, кому именно принадлежат эти вещи и что находится в пакете. Видимо, обнаружив их рядом с собой, этот парень (а это был Антон) теперь гнался за своим соседом, чтобы вернуть ему забытое. Ему и в голову не могло прийти, какова на самом деле зловещая составляющая у этих вещей и особенно — у полиэтиленового пакета. Но об этом знал Ковалевский.

Выхватив пакет из рук молодого человека, он бросился в коридор, рассчитывая успеть унести бомбу подальше от людей. Краем уха он слышал, как с правой стороны коридора раздаются чьи-то громкие голоса, которые он сразу связал с террористом. И не ошибся — это полковник Гавлик и его люди, загнав Прохазку в угол коридора, пытались уговорить его не совершать массового убийства. Понимая, что показываться им на глаза ему не стоит, Ковалевский бросился к левой лестнице, где был еще один выход из дворца. При этом в одной руке он держал полиэтиленовый пакет с бомбой, а в другой раскрытое удостоверение работника советской дипмиссии. Это помогло ему беспрепятственно проскочить на выходе кордон из сотрудников милиции и КНБ и выскочить на улицу.

Между тем события на льду разворачивались не менее драматичные. Когда до финальной сирены оставалась одна минута и двадцать секунд, чехословацкие тренеры взяли короткий тайм-аут. Им надо было подстегнуть своих подопечных на последний штурм, раздать им последние напутствия. Впрочем, что-либо объяснять игрокам сборной ЧССР было не нужно — они сами все прекрасно понимали. Сил они уже отдали игре много, но ради последней минуты собрать их остаток хозяева площадки были еще в состоянии. Трибуны, которые не умолкали ни на секунду в последние десять минут, превратились в настоящий клокочущий Везувий. Это было самое решающее мгновение в ходе этого матча. Как говорится, пан или пропал.