Поездка была длительным, мучительным кошмаром с головной болью и ломотой во всем теле, с вонью в переполненных вагонах, голодом и отвращением к еде, которую давали два раза в день. Но хуже всего было уныние, страх перед тем, что ожидало их впереди.

«Вряд ли они везут нас в Германию только для того, чтобы расстрелять», – сказал кто-то в вагоне.

«Рабочие лагеря, – ответил другой. – Мы будем работать, пока не сдохнем, где-нибудь на строительстве дороги».

Щурясь от дневного света, они стояли на перроне, не ведая, что их ожидает.

Офицер со списком в руках называл всех по порядку и разделял на две группы. Почти все уже сидели в кузовах больших грузовиков. Глядя на них, Ионатан думал о том, что и ему скоро предстоит залезть туда. Глядя на их усталые, апатичные лица, видя страх в глазах многих, он думал, что и сам он сейчас такой же грязный и измотанный, как они.

Язык шершавый, на зубах налет, во рту отвратительный привкус. Он уже несколько дней не брился, одежда в пыли и в соломе.

Внезапно офицер выкрикнул его имя, он сделал шаг вперед. Но ему не сказали идти ни к одному из грузовиков и ни к одной из групп, стоящих на платформе. Он был сам по себе!

Офицер посмотрел на него, криво улыбнулся уголками губ и назвал следующее имя.

Он так и остался стоять один. Он заметил, что его попутчики подозрительно посматривают на него, но он сам был не менее удивлен происходящим, чем они.

Грузовики тронулись с места, увозя людей в неизвестность.

Какой-то офицер сделал Ионатану знак, чтобы тот следовал за ним. Не глядя на тех, кто остался, он пошел за офицером по направлению к привокзальной площади. Там стоял элегантный, открытый автомобиль, на переднем сидении, рядом с шофером, сидел какой-то офицер, а сзади сидел красивый молодой человек, такой же белокурый и голубоглазый, как Ионатан. И когда Ионатан сел рядом с ним, автомобиль тронулся с места.

Разумеется, на этом автомобиле не было никакого аппарата для получения генераторного газа.

– Куда мы едем? – спросил он того, кто сидел рядом.

Но тот либо не понял, либо просто не хотел говорить.

«Куда бы мы ни ехали, мне все равно», – подумал Ионатан беспечно, хотя он вовсе не был таким беспечным, каким хотел самому себе казаться. Он находился в стране врагов на пути к неизвестной ему цели, знал, что провонял насквозь после нескольких суток в телячьем вагоне, что ужасающе одинок… И он признавался самому себе, что смертельно напуган.

Они ехали по широким, благоустроенным, когда-то красивым улицам, на которых теперь лежал отпечаток войны. Судя по виду этих улиц, Германия тоже подвергалась бомбежкам. Несмотря на то, что он находился теперь в самом центре страны, он заметил еще в поезде, что маленькие, красивые провинциальные городки тоже пострадали от бомбардировок. Большинство людей, идущих по улицам, были одеты в унылую униформу, на их усталых лицах не было и следа радости победителей.

Человек, сидящий рядом с Ионатаном, отодвинулся на самый край сиденья. Ионатан чувствовал себя вне человеческой цивилизации. Как хотелось ему выпить свежей воды, почистить зубы, вымыться, переодеться во все чистое!

Но получит ли он когда-нибудь такую возможность?

Многие в вагоне страдали расстройством желудка от сырой воды, налитой в бочку. Если бы Ионатан страдал бы еще и от этого, жизнь вообще потеряла бы для него всякий смысл. Но и в данный момент он не видел впереди никакого просвета.

Они ехали молча. Ионатан, не евший уже целые сутки, испытывал муки голода. Хорошо, что хоть мотор заглушал почти непрерывные протесты его желудка.

И только он собрался спросить тех, что сидели впереди, куда они едут, как автомобиль свернул с дороги на длинную аллею.

«Ну, наконец-то…» – подумал Ионатан, не зная, чего ему ожидать, хорошего или плохого.

Они подъехали к большому особняку. Из роскошной прихожей на второй этаж вела красивая мраморная лестница. Одетые в униформу служанки с бесстрастными лицами встретили двух молодых людей. Они отшатнулись при виде грязного и всклокоченного Ионатана, но какая-то властного вида женщина попросила его следовать за ней по лабиринтам коридоров в ванную.

«Наконец-то» – снова подумал Ионатан.

Но, думая, что он будет там один, он ошибался. Плотного сложения женщина тоже вошла в ванную и помогла ему раздеться, не обращая внимания на его протесты. Не скрывая своего глубочайшего презрения, она вымыла его с ног до головы, взяла двумя пальцами его одежду и, держа ее впереди себя на порядочном расстоянии, вышла. Через несколько минут она вернулась с чистой одеждой: светло-коричневой рубашкой, коричневыми брюками и свежевыглаженным бельем.

«Это ношенные вещи, – подумал он. – Но плевать, главное чистые. Что бы там ни говорили о немцах, но в аккуратности и основательности им не откажешь».

Женщина протянула ему бритвенный прибор и зубную щетку в футляре. Он внимательно осмотрел ее, думая, что она тоже была в употреблении. На вид она была новой, поэтому, хорошенько промыв ее под краном, он почистил зубы кисло-сладкой зубной пастой.

Закончив туалет и одевшись во все чистое, он почувствовал себя лучше.

Когда женщина сказала ему что-то относительно еды и повела его дальше по коридорам, он подумал: «Не такой уж это плохой концлагерь!»

В столовой он увидел сопровождавшего его молодого человека: тот встал из-за стола и вышел. Ионатан понял, что он обедает последним.

Сидя в гордом одиночестве за обеденным столом и поглощая еду, о которой не мог даже мечтать с тех пор, как началась война, он услышал множество женских и мужских голосов, доносившихся из отдаленной комнаты. В них слышалось радостное возбуждение.

«Что это за дом такой? И что я здесь делаю?» – подумал он.

Стоило ему закончить еду, как голоса смолкли. Ионатан понятия не имел, чего от него ждут. Не спеша встав, он вышел в прихожую.

Там он, естественно, натолкнулся на женщину в униформе. Она помахала ему рукой, чтобы он следовал за ней, и они вошли в кабинет врача. Там ему приказали раздеться, и она вышла.

Был уже поздний вечер, Ионатан чувствовал себя абсолютно беспомощным, не понимая, чего от него хотят. Сняв с себя всю одежду, за исключением кальсон, он сел на обитую кожей кушетку и стал ждать.

Он ждал около минуты. Ему даже пришла в голову мысль о том, чтобы одеться и удрать из этого дома, но здравый смысл подсказывал, что это вздорная идея.