Меня ослепили слезы, когда серебристый огонь вспыхнул над моей головой и перекинулся на мчащихся к нам даккаи. Горе резко нарастало, вытесняя все остальное. Схватив Делано, я оттащила его от края, когда кто-то закричал. Эмиль попятился назад, его мечи выскользнули из рук, и он опустился на одно колено перед Восставшим, который пронзил его грудь. Киеран внезапно оказался рядом, с открытым от ярости ртом и с размаху вонзил свой меч в шею Восставшего.

Кастил крутанулся на месте, обнажив клыки, чтобы пронзить Восставшего. Кровь залила его лицо, его доспехи, и под моими руками кожа Делано уже начала остывать.

— Я же говорила тебе, дочь моя. — Голос Избет был мягким, но отчетливым сквозь безумие. — Я говорила, что ты дашь мне то, чего я хочу.

Та трещина внутри меня, которая разверзлась после смерти Виктера, теперь рвалась наружу, выходя из пустоты внутри меня. Все мое тело содрогнулось, когда ярость, связанная с горем, хлынула из меня, ледяная и бесконечная. Меч выпал из моей руки, а другая скользнула прочь от Делано. Ярость присоединилась к сущности Первородных, давя на мою кожу, когда я поднялась и медленно повернулась.

Я посмотрела на Избет, когда она снова подняла меч над Малеком, и закричала.

Из меня хлынула энергия, треща и плюясь, она разлилась по полу и врезалась в Избет, отбросив ее назад. Она потеряла меч, когда пыталась встать на ноги. Храм содрогнулся, когда из меня хлынул эфир, ударив в притянутых ко мне даккаи.

Избет поднялась, отступая назад. Укрепившись, она подняла руку.

— Не заставляй меня делать это, Пенеллаф.

— Я убью тебя, — сказала я, шагая вперед, и это был тот самый голос, полный дыма и тени. — Я разорву тебя на части.

Ее глаза широко раскрылись, и она отскочила назад на несколько футов. Из нее вырвался поток эфира.

И я рассмеялась.

На меня обрушилась энергия, и я приняла ее в себя… жгучую боль, ожог… позволила ей просочиться в мою кожу и стать частью меня. А потом я послала ее обратно.

Избет отлетела назад и врезалась в колонну. От столкновения треснул мрамор, и она упала вперед на колени.

— Ай, — прорычала она, поднимая голову.

Я улыбалась, даже когда с меня капала кровь… от ударов, которые она нанесла, и попадала на камень. По мере того, как я шла, из новых трещин в камне прорастали корни, а мои глаза сужались, глядя на нее.

Ее кожа рассеклась у линии волос, когда я шла вперед, и еще одно кровавое дерево пустило корни, затем еще и еще позади меня. По разрезу, изогнутому к виску, стекала кровь, едва не задев левый глаз. Еще один глубокий порез образовался у нее на лбу и прошел через бровь.

В меня ударил очередной поток эфира, когда она, шатаясь, поднялась на ноги. Я втянула его в себя, чувствуя жжение в горле. В центре спины поселилась боль, а челюсть пульсировала. Я подняла руки, и все упавшее оружие поднялось с пола храма и полетело вперед.

Избет взмахнула рукой, разбрасывая их в разные стороны.

— Милый детский фокус.

Сократив расстояние между нами, я наклонила голову в сторону, когда ей в голову врезался кусок камня. Кровь хлынула из ее носа и рта.

— Как тебе такой милый детский фокус, мама?

Избет споткнулась и попыталась удержаться на ногах. Ее голова метнулась в мою сторону.

— Ты хочешь убить меня? Это не вернет никого из них. Это не остановит то, что грядет…

Волна эфира покатилась от меня и ударила по Избет. Смеясь, она упала назад.

В воздухе вокруг меня вспыхнула молния. Я втянула в себя эту энергию, видя, как Миллисента старается добраться до Малека. Избет вскинула руку. Импульс света ударил в мою ногу и разлетелся на осколки, поразив Миллисенту, когда она схватила кинжал, торчащий из груди Малека. Она крутанулась назад и упала в лужу крови возле опрокинутой колонны, клинок застыл в ее руке.

— Меня предали обе мои дочери. — Избет вытерла кровь с лица. — Очень горжусь.

Бросившись вперед, я схватила корону. Она застонала, поскольку драгоценные камни зацепились, и я вырвала клок ее волос, снимая ее с головы. Меня обуяла ярость, я отдернула руку и ударила ее короной, повалив тем самым на пол.

— Боги, — прохрипела она, выплевывая полный рот крови и зубов. — Это было неуместно.

Энергия нарастала, и я разбила корону, на пол посыпались кусочки рубинов и бриллиантов. Я опустилась на колени, схватив ее за волосы. Под моей кожей закружились тени и свет, когда она встретила мой взгляд.

— Твое правление подошло к концу.

— Я выбрала Малека, — сказала Избет, схватив меня за руку, ее прикосновение обжигало. — Это должен был быть он, потому что я не могла убить тебя. Я не смогла бы, потому что люблю тебя, — прошептала она, упираясь рукой мне в грудь.

Эфир прожег меня насквозь, подавляя контроль над собой, поднял меня на ноги и отправил назад в полет. Каждое нервное окончание вскрикнуло от боли, когда эфир пронзил меня насквозь. Это было похоже на удар молнии, лишивший меня дыхания и лишивший контроля над мышцами. Я знала, что падаю, но ничего не могла сделать, чтобы смягчить удар.

— Поппи! — крикнул Кастил.

Каждая косточка в моем теле задрожала, когда я упала на пол. В глазах вспыхнул яркий свет, когда я перекатилась на бок. Вдох, который я сделала, обжег мои легкие. Мои ребра протестовали в попытке сесть. Боль в спине перешла на плечи, и все это время свет продолжал мигать, позволяя лишь мельком увидеть хаос вокруг меня. Ривер лежал, от него исходили мерцающие огоньки, когда он пытался стряхнуть с себя даккаи. Малик лежал, обхватив Миллисенту одной рукой, словно пытался защитить ее последним вздохом. Не осталось ни одного сантиметра их тел, не обожженного и не разорванного. Дракены больше не летали, и Киеран, он тоже выкрикнул мое имя, когда вспыхнули огни…

Внезапно, не осталось никакого света. Ни цвета, ни звука.

Затем серебристое пятнышко запульсировало и расширилось, став ярче, и в этом свете появилась она. Рассыпанные по плечам каскадом спутанных локонов и волн волосы цвета лунного света. Светящийся блеск почти скрывал веснушки на носу и щеках и придавал коже серебристое, перламутровое сияние. Но я узнала ее по снам, которые не были снами. Ее глаза открылись, и я увидела, что они цвета весенней травы — зеленые с ярким светящимся отливом.

— Так не должно было быть, — прошептала она, но теперь это были не кровавые слезы. На меня обрушился едкий,