– Не могу, не могу я тебе верить… – в голосе её зазвенели слезы, и Альфред понял, что окончательно пробил её защиту.

– Ты ничем не рискуешь, моя хорошая, – прошептал он ей в самое ухо. – Хуже чем ты сделала сейчас сама себе, я тебе сделать уже не смогу. Поэтому поверь… хуже точно не будет.

Она нервно сглотнула, отвернула голову и едва слышно проговорила:

– Хорошо. Возьмёшь владение под свою руку и разрешишь тут жить по своим правилам, вернусь к тебе.

– Договорились, – тут же радостно согласился он. – Сейчас разрешишь немного помочь?

– Нет! – замотала она головой. – Пока не получишь права на владение, не позволю. Поставлю блок и сможешь лишь убить.

– А если не хватит сил меня дождаться?

– Поторопись, и если Господь благоволит твоим замыслам, то дождусь.

– Хорошо. Как скажешь. Тогда я оставлю тебя.

– Сейчас при мне, чтобы я видела, активируй заклятье отражения, а потом, как выберешься отсюда, одежду свою и своих спутников сожги. Сделаешь? Ладно?

– Без проблем, – он разжав объятия, ласково погладил её по плечу. – Не волнуйся, моя хорошая, не разнесу заразу. Всё хорошо будет. Лишь дождись меня.

– Я надеюсь на твоё благоразумие, поскольку всё своё я растеряла, – иронично усмехнулась она, неловко пряча за сарказмом прорывающуюся сквозь её нарочитую отчужденность душевную боль.

– Я постараюсь, чтобы моего хватило на двоих, – проговорил Альфред и, стремительно развернувшись, покинул двор замка.

Глава 86

Уговорить Илиаса, а потом и короля отдать ему все владения почившего вместе со всей семьей от мора графа Олтесена оказалось делом не особо затруднительным и уже через пару недель Альфред был не только законным владельцем предгорья и всех прилегающих угодий, но и за особые заслуги получил титул герцога, поскольку без оного обьединить в одно владение разрозненные земли, находящиеся под его рукой, было проблематично.

Единственное, что сильно заботило его всё это время, это хватит ли сил у Миранды дождаться его возвращения. Но положившись на волю Творца, он старался не думать на эту тему.

Это оказалось правильным решением. Ко времени его возвращения в замок графа Олтесена Миранда была не только жива, но и достаточно бодро руководила процессом его ремонта и переделки.

Появились две новые боковые пристройки в которых Миранда организовала приюты для мальчиков и девочек, оставшихся во время мора без попечения родителей.

Выжившие местные жители уже воспринимали её полновластной хозяйкой владения, так что привезённые им документы не сильно изменили их отношение.

Миранда тоже встретила привезённые им новости, как само собой разумеющиеся, при этом иронично проронив:

– Так ты ещё озаботился и новым титулом, решив стать герцогом? Похоже, ты не сильно торопился сюда вернуться. Что ж, тебе повезло, мне хватило сил самостоятельно начать набирать потенциал. А может, наоборот, не повезло…

Альфред не стал вступать с ней в полемику, лишь поинтересовался, когда она будет готова восстановить договор и какие новые условия хочет внести.

Хмуро проронив:

– Вечером, после ужина поговорим, сейчас иди осмотрись в замке и прикажи комнаты по твоему вкусу убрать, – она махнула рукой сопровождающему её слуге, приказав туда его проводить.

Комнаты, в которые провёл Альфреда слуга, оказались бывшими апартаментами графа Олтесена, но никаких личных вещей графа в них не было и везде царил идеальный порядок. Стало понятно, что Миранда заблаговременно распорядилась их подготовить к его приезду. Это его порадовало, поскольку означало некую её заботу и отсутствие желания досадить.

***

В начале ужина, который был сервирован с максимальной парадностью, несмотря на бедственное положение всей округи, Альфред выгнал всех слуг, а потом, оставшись с Мирандой наедине, окинул её пристальным взором и поднял свой кубок:

– Хочу провозгласить тост в твою честь, дорогая. За вновь ставшую герцогиней отраду моего сердца, за чудесную волшебницу, остановившую мор и решившую возродить из руин это чудесное место, ставшее нашей вотчиной. Здравия и счастья тебе на долгие годы, возлюбленная моя супруга!

Миранда повернулась к нему и цепким взглядом впилась в лицо. Её запавшие скулы напряглись, и растрескавшиеся от болезни губы дрогнули в саркастической усмешке, после чего она холодно проронила:

– Отраду сердца, говоришь? Что ж у тебя за сердце такое, коему в отраду чужие страдания наблюдать?

– Миранда, твои страдания меня не радуют и не радовали никогда, не приписывай мне то, чего не было и нет. Мне хочется видеть тебя веселой и счастливой, но пока ты не готова доставить мне удовольствие подобным раскладом, я готов принимать любой. И готов сделать всё, чтобы приблизить то время, когда ты таковой сможешь стать, – проговорил Альфред и залпом осушил до дна свой кубок.

– Не смогу… никогда не смогу, – раздражённо выдохнула в ответ она.

– Воля твоя, меня подобный твой настрой неимоверно огорчает, но готов и его безропотно принять тебе в угоду, – отставляя кубок, повёл он плечами.

Она тоже залпом выпила вино, а потом, потупившись, тихо проговорила:

– Ал, мне плохо… очень плохо.

– Я вижу, и ещё вижу, что ты не хочешь это изменить. Ты погрузилась в это своё состояние и всеми силами оберегаешь его. Неужели тебе так нравится? В чём причина? Приятно мученицей себя ощущать? Почему ты не разрешаешь себе выйти из этого состояния? Я недостаточно наказан? – в его голосе послышалось раздражение, алкоголь, приятной волной разлившись по организму, немного снизил контроль.

– При чём тут ты? – поморщилась Миранда. – Я же не тебя мучаю.

– Возможно, ты считаешь, что я должен увидеть, что сотворил с тобой и проникнуться раскаянием до глубины души, – выдвинул он наиболее логичное предположение.

– Ал, я не хочу никакого твоего раскаяния! – тут же возразила она. – Уже тысячу раз говорила! Ты здесь вообще не при чём. Дело во мне, я сломалась, я стала злая до безумия, я ненавижу весь этот мир…

– Ты ненавидишь этот мир и поэтому полезла в ущерб себе мор останавливать? Не смеши меня и не наговаривай на себя небылиц.

– Ты не поверишь, но мне нравится видеть боль и страх всех этих людей… Тебя сейчас попыталась обвинить в том, что испытываю сама. Да, я им помогаю, но считаю, что они заслужили все те страдания, что обрушились на их головы, это заслуженная кара.

– Мир, я не понимаю тебя, – Альфред откинулся на спинку кресла и окинул её внимательным взглядом. – Если это заслуженная кара, то зачем помогаешь?

– Внутри есть надежда, что если помогу, они станут лучше… Пройдя через все эти испытания болью, страхом, потерями, они могут научиться ценить доброту, заботу, и сами научатся её проявлять.

– Ты идеалистка…