знаете, такие дамочки, как сдобная булочка, вроде тех, что Таррино печет: полные, упругие, всё на месте… А у этой квашня то ли перестояла, то ли наоборот, не разбираюсь. В общем, молодая еще, лицо без морщин, как я уже сказал, но щечки все-таки дрябловаты, обвисают, да и шея складками пошла…

Лэсси покосилась на Дайсона, но тот мог лишь сочувственно посмотреть в ответ.

– Волосы светлые, в рыжину. Завитые этаким барашком, а если поближе посмотреть – солома соломой. Наверно, покрасила неудачно, как жена аптекаря: та полгода на улицу только в платочке выходила, так у нее волосы испортились, – продолжал газетчик. – Кожа белая-белая, тонкая, все жилки на просвет видать, а от этого будто синяки под глазами. Сами глаза большие, светлые, немного навыкате, серые или голубые, не разобрал. Губы бантиком, по нынешней моде, помада почти что оранжевая.

Лэсси гневно фыркнула, Дайсон тоже.

– Понятно, что на службе краситься не положено, но вам бы пошло, сье, – невозмутимо сказал Блесс. – Вот, глядите.

Дайсон не выдержал, встал и сунулся носом в блокнот. Да-а… у старика-газетчика был явный талант рисовальщика: он набросал неизвестную женщину с нескольких ракурсов, и хотя явно утрировал некоторые черты, по такому портрету ее наверняка смогли бы узнать. Не то что по тем, которые рисовали штатные художники в управлении…

Видимо, Лэсси тоже подумала об этом, потому что протянула:

– Вот бы вы у нас портреты преступников составляли…

– Я и в управлении работал, только недолго, – отозвался Блесс. – Не мое это. Я по описанию не могу, мне надо увидеть, тогда дело выходит.

– Благодарю вас, сье, – сказала Лэсси, бережно убирая блокнот в сумку, и вдруг спохватилась: – Скажите, а не пахло ли от этой женщины такими духами?

Газетчик честно понюхал открытый флакон, едва ли не засунув туда целиком длинный нос, потом кивнул.

– Да. На ветерке не особо чувствовалось, а когда она наклонилась за газетой, то я почуял. Похоже.

Лэсси с торжеством посмотрела на Дайсона. Он стукнул хвостом по мостовой и подумал: «Нужно было у булочника спросить. Может, эта странная дамочка и у него что-то купила».

– Ой, – спохватилась вдруг девушка, – а что вы можете сказать о сье Дани?

– Ничего, – развел руками Блесс. – Она ко мне подходила иногда. Наверно, в свой выходной. Брала журналы с вязанием.

«Неужели у нее после службы еще оставались силы и время вязать?» – поразился Дайсон. Нет, он слышал, что некоторые женщины так успокаивают нервы, но к его матушке это точно не относилось: пришить пуговицу, поставить заплату, даже сшить платье она могла при большой необходимости, но художественное рукоделие на дух не переносила.

– Не знаете, у кого она заказывала продукты?

– Само собой: у Пэтси, у Лири и у старой Ронн. – Блесс указал нужные лавки. – Тут других и нет. Вернее, есть, новенькие, но сье Дани давно здесь живет и привычкам, насколько мне известно, не изменяла.

– А ее мужа встречали когда-нибудь?

– Нет, сье. По-моему, его никто никогда не видел, – серьезно сказал газетчик. – Я одно время считал, будто она его выдумала. Но раз именно он поднял тревогу, значит, он существует.

– Еще раз благодарю вас за помощь, сьер. – Лэсси вежливо наклонила голову. – Идем, Ухожор! У нас еще уйма дел!..

Глава 7

– Вот так дела, – бормотала девушка, медленно крутя педали. – Что за таинственный муж? Наверно, в деле написано, но разве мне дадут посмотреть? То есть как я объясню, что мне нужно заглянуть в документы? Ведь приказано сидеть на месте, а я… то есть мы с тобой…

Дайсон согласно буркнул. Набегались они сегодня от души, его уже лапы не держали, а это был еще не конец маршрута.

«Обленился, – сказал он себе. – Когда-то тебе было нипочем сбегать с одного конца города на другой, и так три раза подряд без остановки и перекуса! Стыдно должно быть, верно док говорит».

Стыдно было еще и потому, что он действительно начисто забыл, кто таков муж погибшей. Или вообще не читал? Ну, если уже и память начинает подводить, дело плохо…

– Дайсон, но мы все-таки с пользой прогулялись, – сказала Лэсси. – Странную дамочку видел Пэтси, он уверенно опознал ее по рисунку и описанию. И старушка Ронн тоже. То есть уже трое очевидцев как минимум. Что тут делала эта особа, как думаешь?

Дайсон думал о том, что у старой Ронн ему перепал кусок колбасы – намного лучше той, над которой тряслась Лэсси. И вообще, ему зверски хотелось есть… Он был согласен даже на пайку в питомнике, лишь бы не подводило брюхо!

Судя по всему, рулады, которые издавал желудок Дайсона, услышала и Лэсси, потому что сказала:

– Сходим к сьеру Дани, а потом обратно. И как раз поспеем к вечерней кормежке, если ты побежишь чуточку быстрее.

Он фыркнул в знак согласия – не лаять же на весь квартал? А тише у Дайсона не получалось.

Лавочники не рассказали ничего интересного, но хотя бы адрес четы Дани сообщили. У здоровяка Лири покойная заказывала мясо, у старой Ронн – зелень и овощи, а у бакалейщика Пэтси – крупы, муку, соль, сахар и прочее необходимое в хозяйстве. И еще шерсть для вязания – помимо бакалеи, он торговал еще и всякой всячиной от ниток и булавок до дешевой галантереи.

Все сходились в одном: набор продуктов у сье Дани всегда был один и тот же. Фрукты она брала только сезонные, вишню, груши и сливы, но помногу – наверно, варила варенье с компотами на зиму. Вот с овощами так не выходило, видимо, негде было хранить мешками, чтобы не испортились и не завелись мушки. Мясо покупала редко, раз в месяц в лучшем случае, с получки, очевидно, а так все больше птицу и кости на бульон, потроха, опять же. (Дайсон любил потроха, поэтому облизнулся, и Лири дал ему говяжий хрящик, забыв спросить разрешения у хозяйки.) Вот крупу и муку заказывала сразу помногу, а еще – те самые нитки…

– Она вязала, да, – сообщил Лэсси бакалейщик. Дайсон смотрел на невысокого крепыша, представлял погоню за взбесившимся хряком и давился от смеха. Приходилось делать вид, будто у него чешется нос, и скрести его передней лапой, иначе фырканье выглядело бы чересчур странно. – Честно скажу – так себе получалось. Моя тетушка, хоть ей уже под девяносто и она сама не может встать с кресла, и то лучше вяжет! Но, наверно, сье Дани нравилось это занятие, а я не говорил, что шарф у нее так себе: тут петля спущена, там затянута,