да, еще о правосудии. — Эмма была как школьница, вспоминающая урок. — Он сказал, что его приводит в ужас несправедливость американской судебной системы. Суды служат богатым, сказал он.

— Уж он-то должен это знать. Сколотил состояние, защищая интересы железнодорожных магнатов.

— Значит, он хочет искупить свои грехи. Он добрый человек, папа, хотя и какой-то нелепый.

— Не нахожу его нелепым и сомневаюсь, чтобы он был добрым.

— Потому что ты мужчина. И американец. Я бы только предпочла, чтобы он был менее напыщенным.

— Гремел, как князь Меттерних?

Мы посмеялись старой шутке. Я сказал, что его истинной и единственной страстью является плохое здоровье.

— Все равно я убеждена, что он будет очень забавным президентом, если такое возможно. У него есть любовница?

— А как думаешь ты?

— Думаю, нет. Он похож на старого каплуна. — Так мы обсуждали следующего президента, которому предстоит восстановить наше (мое) благополучие.

Эмма легла, а я немножко поработал над Кавуром. Нелегкая тема. Меня страшит перспектива писать предвыборную биографию, но, если надо, я напишу. Кроме того, я уверен, что какой-нибудь честолюбивый юнец из издательства Даттона проделает всю черновую работу, а я добавлю один-другой изящный штрих.

Глава четвертая

1

День Нового, 1876 года. Год Столетия, кричат все газеты без исключения. Должен сказать, что если темп последнего месяца прошлого года сохранится, то до 1877 года я просто не дотяну.

Мы с Эммой по-прежнему движемся по кругу, а может быть, взбираемся вверх по спирали. Были на балу Патриархов у Дельмонико, в Голубой бальной зале. «Так трудно ее украсить», — пожаловался Макаллистер, который правит обществом, пока миссис Астор царствует. В тот же вечер перед балом мы сидели с Таинственной Розой в ее ложе в Музыкальной академии и в самом деле услышали немножко Верди в те редкие минуты, когда знать молчала. Сам бал не представлял никакого интереса.

Прием у Бельмонтов был куда более живой, чем у миссис Астор, и в каком-то отношении более грандиозный: присутствовало куда больше европейцев, да и красивых женщин. Очевидно, Уорд Макаллистер тщится стать нью-йоркским принцем Альбертом, создающим для своей Виктории утопающий в роскоши, но донельзя унылый и самодовольный двор. Соперничающий с ним двор Бельмонтов по контрасту — своего рода Тюильри в сравнении с асторовским Виндзорским замком: блистательный, живой, слегка вульгарный и удивительно приятный. С места в карьер, стоя рядом с миссис Бельмонт, Огюст Бельмонт выразил свое восхищение Эммой, и супруга только вздохнула. «Теперь, — сказала она Эмме, — он от вас не отстанет. Я-то знаю, как это скучно».

Сегодня настал звездный час страны Эпгарии: в холодных и унылых гостиных Третьего брата все девять братьев и сотни их родственников поздравили Эмму с помолвкой, с вознесением из низин французского вдовства в истинное эпгаровское величие.

Джон был очаровательно неловок и, на мой взгляд, немного жалок. Подозреваю, что Эмма не слишком им увлечена, но, как и все представители ее класса, она приучена красиво и не жалуясь делать то, что необходимо. Поскольку альтернативы этому браку не существует, Эмма играла свою роль со всеми внешними проявлениями восторга.

Сестра Вера разрумянилась от удовольствия, она не отходила от Эммы, потеряв дар речи от нового родства. Эмма успокаивала Веру и очаровывала всех остальных.

В столовой за завтраком были подняты тосты. Я держался тактично. Девять Эпгаров давили своей тяжестью. Родственники были в восторге от нового и весьма славного пополнения.

Конечно, я забыл (почему «конечно»? У меня все еще очень хорошая память) старый голландский обычай Нью-Йорка — наносить новогодние визиты. К моему удивлению, он соблюдается до сих пор. Поэтому мы наслаждались не только официальным сборищем всего эпгаровского клана, но и принимали поздравления всех «достойных» людей города, которые соблаговолили прийти, потому что, если верить миссис Эпгар, дома остались только прикованные к постели.

— Вот почему мы выбрали день Нового года для объявления помолвки, — сказала она мне, когда мы, стоя рядом, встречали нескончаемую вереницу посетителей; от большинства из них разило виски. — Видите ли, они все равно бы пришли, так что мы убиваем сразу двух зайцев.

Среди зайцев, явившихся для заклания, был Джейми Беннет. Большинство из девяти братьев встретили владельца скандальной «Геральд» с нескрываемым холодком, но Джейми сделал вид, что этого не заметил: он был только слегка пьян.

— Бедняжка Эмма! — прошептал он ей на ухо. К счастью, никто, кроме меня и Эммы, этого не услышал. Она посмотрела на него взглядом Медузы, и, чтобы не превратиться в камень, Джейми поклонился мне.

— Мистер Скайлер. — По крайней мере он вспомнил кое-какие манеры в этой удручающей гостиной, обшитол темным орехом; некогда яркие розы на коврах поблекли, приобретя достойный Эпгаров ржавый оттенок.

— Мистер Беннет. — Я до конца выдержал роль счастливого папочки будущей невесты. — Такой приятный сюрприз.

— Тем не менее сюрприз? — Джейми хитро подмигнул мне. — Конечно, это не из тех домов, какие я обычно посещаю в день Нового года, но сегодня из-за Эммы у меня не было выбора.

— Ваш благородный жест полностью оценен.

— Когда свадьба?

Вопрос этот еще не вполне ясен. Было много разговоров о венчании в церкви Благоволения в июне (я, кажется, высказался за это), но мы только что узнали, что дом, который Джон купил на Одиннадцатой улице (или это Третий брат купил для него? Надо выяснить), не будет готов до октября. Поэтому в семье возникли некоторые разногласия. Эмма молчит, а Джон не хочет ни на чем настаивать, пока она сама не выскажется. На прошлой неделе он предложил, если они обвенчаются в июне, уехать на лето на семейную дачу в Мэн… Москиты, кусты можжевельника, песчаные блохи. Таков в моем представлении штат Мэн.

Думаю, что Эмма предпочтет октябрь. Она инстинктивно отдаляет конец того, что некогда составляло блеск ее существования. Раньше, когда мы ехали в дом Третьего брата, она сказала:

— Нам предстоят похороны княгини д’Агрижентской.

Я ее не сразу понял:

— Увы, это счастье нас еще не посетило. Старуха переживет нас всех. — Эта ведьма, кстати, только что потребовала больше денег на воспитание Эмминых детей, чем было ранее оговорено.

— Нет, я имела в виду собственные похороны. Когда я превращусь в миссис Эпгар.

— Отложи! — горячо откликнулся я, пожалуй даже с излишней горячностью. Я вообще был перевозбужден сегодняшним днем и теперь расплачиваюсь за это: мне очень не по себе. Сейчас я пишу в постели.

— Вряд ли я решусь.

— Но ты не расположена?..

— Мне нравится Джон. — Она ответила в своей манере, и мне нечего было на это возразить.