едет в Гент, в церковь. Кроме Ингеборг, она не доверяла никому из женщин: две дамы из четырёх, входивших в её свиту, открыто любезничали с Паулосом, две другие намекали Эльзе, что он вовсе не плох. Конечно, они уже передали её мужу, что хозяйку вновь потянуло послушать проповедь епископа Доменика (к счастью, в замке ещё не знают о его отъезде!). Но вечером Лоэнгрин наверняка захочет повидать детей — и тогда обнаружится исчезновение малышей. И станет ясно, что Эльза тоже сбежала. Слава Богу! Пускай думают, что она увезла дочерей и сына с собой. Тогда кормилица успеет их укрыть.

Косые лучи солнца, проникая сквозь зелёную завесу, временами попадали Эльзе в глаза, ей приходилось заслоняться: всадница боялась на миг ослепнуть, не заметить нависающую над тропой дубовую ветку и, ударившись об неё, выпасть из седла.

Обширная дубовая роща сменилась бором, но меж сосен мелькали осины и липы. Липы в это время года цвели, распространяя кругом пьяный запах тонкого медового настоя.

Внезапно Либен коротко заржал. Его уши нервно шевельнулись, он вскинул голову, и Эльза заметила, как раздулись резные ноздри коня. Это было совсем на него не похоже.

— Что случилось, мой дорогой? — спросила всадница, проводя рукой в тонкой шёлковой перчатке по светлой гриве скакуна. — Что такое ты услышал или учуял?

В ответ конь вновь издал глухое резкое ржание и остановился, мелко переступая ногами, фыркая и храпя.

— Да что с тобой происходит? Либен, мне это не нравится! Вперёд!

Эльза дала коню шпоры, что делала редко, щадя своего любимца. Тот рванулся с места, проскакал немного, вновь встал и вдруг, захрапев, поднялся на дыбы. Каким-то чудом всадница удержалась в седле, что есть силы сжав поводья. Она знала: её конь не мог просто взять и взбеситься. Значит, рядом затаилась какая-то опасность.

И почти сразу поняла какая. Недалеко, в расплывчатом полумраке чащи, послышался тонкий протяжный вой. И сразу семь-восемь голосов ответили таким же воем.

— Матерь Божия! Волки! — прошептала Эльза.

Волков в этом лесу водилось много. Но с другой стороны, летом они редко бывают опасны. И ещё реже нападают на человека днём. Но герцогиня была дочерью страстного охотника, часто охотилась и сама. И она знала, что означает этот одинокий призыв вожака стаи и её многоголосый ответ: стая шла по следу добычи. А реакция коня очевидно показывала, кто был сейчас избран добычей...

Переведя дыхание, Эльза попыталась взять себя в руки и определить, с какой стороны послышался вой. Вроде бы, сзади. Но если так, отчего Либен отказывается скакать вперёд?

Вой повторился, и теперь стало слышно, что долетает он слева. Ответили ему уже не семь-восемь, а не менее двадцати голосов, причём звучал этот хор и слева, и справа и... неужели впереди? Выходит, идя по следу всадницы, волки обогнали её?

Плохо понимая, что делает, Эльза развернула коня. Либен, на этот раз послушный посылу, помчался по дороге вихрем, его не нужно было погонять. Но вот он опять шарахнулся, замер, и герцогиня увидела, как в густой тени, снова впереди неё, сверкнули зелёные вспышки голодных волчьих глаз.

Волки вели себя странно. Если бы она могла думать спокойно, то поняла бы это. В лесу, где летом так много добычи, они выбрали человека, да ещё скачущего верхом на коне, с которым так просто не сладишь. И шли они не просто по следу, а окружая со всех сторон, словно бы зная, как может повести себя всадница.

Эльза вновь развернула вспять коня, который всё ещё слушался её, хотя мощное тело Либена напряглось и дрожало под седлом. Теперь она поскакала уже не по дороге, а прямо через чащу, не разбирая пути и низко припав к конской шее, чтобы ветви не хлестали по лицу, не выбили из седла.

В лесу темнело. Темнело быстро, будто и солнце, сговорившись с волками, быстрее обычного опускалось к горизонту. И всё отчётливее в обступающей тьме, с разных сторон изумрудными вспышками возникали волчьи глаза.

«Может, это оборотни?» — мелькнула у Эльзы жуткая мысль. Вскоре она поняла, что преследующая её стая растёт. Волков становилось всё больше. Кругом выли уже не менее полусотни зверей. Должно быть, к одной стае присоединилась вторая, потом третья. Но ведь волки так не охотятся!

Похолодевшими губами Эльза твердила молитву и продолжала понукать коня, который невероятным образом пока что находил дорогу среди сплошных зарослей.

Но вот он споткнулся один раз, второй.

Потом внезапно Либен снова взвился на дыбы: ехать было уже некуда. Впереди громоздился завал, образованный несколькими давным-давно упавшими деревьями, на которые ветер нанёс землю, ветки и сухую траву, возведя крепостную стену перед тем, кто вздумал бы проникнуть в самое сердце леса. И над этой стеной, на фоне просвета между кронами, показались несколько серых силуэтов с полыхающими зелёным пламенем глазами.

Эльза обернулась. Позади такими же огнями вспыхивала вся чаща. И отовсюду слышался пронзительный вой. Он смолк лишь на миг. И герцогине Брабантской явственно послышался смех — пожалуй, ещё более жуткий, чем голодные голоса волков. В этом смехе как будто звучал ехидный вопрос: «Ну что? Ушла?»

В сознании молнией пронеслось: «Парсифаль! Ведь про него говорили, что он умеет зачаровывать волков!»

Либен захрапел, шарахнулся, опять взвился на дыбы, и теперь всадница на нём не удержалась. Удар о землю был не особенно сильным, лишь какая-то ветка больно царапнула щёку. Но поднявшись, Эльза увидела в нескольких шагах от себя серые тени. Они приближались.

— Боже Святый, прости мои прегрешения!

Герцогиня успела перекреститься. Тут же большой поджарый волк прыгнул на неё, растопырив в воздухе лапы и раззявив пасть с белыми остриями клыков. Но одновременно раздался короткий звон. Стрела пронзила хищника в тот миг, когда его лапы коснулись плеч жертвы. Зубы клацнули перед лицом Эльзы, и туша уже мёртвого зверя скользнула