Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это интересно, — сказал секретарь. — Где же, в каких местах вы бывали?
— Ты лучше спроси, где я не бывал! — усмехнулся парень. — Везде бывал. В Ленинграде, в Минске, в Брянске, в Сталинграде, в Харькове, в Днепропетровске…
У стола секретаря постепенно стала собираться толпа любопытных. Она с уважением поглядывала на рубаху-парня.
— И во Владивостоке бывал? — спросил молоденький комсомолец, глотая слюну.
— Бывал. Четыре раза. И в Челябинске, и в Одессе, и в Хабаровске, и в Ростове, и в Баку.
— А в Мурманске?
— Как же! Приходилось. И в Батуме был.
— Интересно? — спросил комсомолец с завистью.
— Как где. Которые места есть действительно интересные.
— Зачем же вы, товарищ, путешествуете? С какой целью? Какими достопримечательностями интересуетесь?
— А ими и интересуюсь: заводами, фабриками, новыми строительствами. Так и езжу. С завода на завод, с фабрики на фабрику, со строительства на строительство. Потому, значит, что я путешественник в душе.
— Неужто и на Днепрострое был? — ахнул комсомолец.
— На Днепрострое? Сколько раз! И на Тракторострое, и на Сельмаше, в Челябгрэсе, и в Загэсе, и на «Красном путиловце»! Куда там! На керченском заводе был, на Сибкомбайнстрое, на иваново-вознесенских текстильных фабриках. В Астрахани на путине был… Эх, что говорить!.. Таких путешественников, как я, у вас в обществе туристов не сыщешь.
Толпа туристов молчала, подавленная великолепием рубахи-парня.
— А может, он врет, ребята? — прошептал комсомолец. — Ведь это же физически невозможно побывать во стольких местах!
— Для кого, может и невозможно, — сказал посетитель, — а для меня, извиняюсь, вполне возможно. А ежели не верите, то…
Он полез в карман и вынул оттуда огромную засаленную пачку удостоверений.
— Полюбуйтесь-ка! Все печати на местах. Мне, извиняюсь, везде печати ставят, чтоб, значит, потом не было нездорового недоверия. Вот печать Днепростроя, вот Сель-маша, вот астраханская, вот бакинская… Видал миндал?
— Так ты же, товарищ, знаменитый человек! — воскликнул комсомолец. — О тебе, наверно, в газетах пишут?
— Случается, пишут, — осторожно заметил посетитель, — но я человек скромный, не люблю видеть свое имя в печати… Так-то, братишки…
— А сейчас куда собираешься?
— Сейчас? Сейчас в Казахстан думаю податься. На турксиб. Там, говорят, лучше платят… то есть… достопримеча…
Очутившись на улице, Перекатилов почесал ушибленный при падении бок, сплюнул и пробормотал:
— Догадались, черти! Ну и жизнь, извиняюсь, поганая! До всех добираются! Даже порядочному путешественнику-летуну жить не дают!
Собака на сене
Случилось это в Киеве.
В рабочей семье заболел ребенок. Родители вызвали районного врача. Врач прибыл незамедлительно. Однако, прежде чем сказать обычное <гм, гм… как мы себя чувствуем» и приступить к осмотру больного, доктор сказал:
— Где у вас тут можно руки вымыть?
— А вот сюда пожалуйте, доктор, — суетилась мать, — я вам солью теплой водички.
И, багрово покраснев, добавила:
— Только мыла нет. Вы уж извините, доктор. Пятый день не можем по карточке получить. Все время выдавали аккуратно, и вдруг — нету. Просто не знаю, что и делать.
Через пять минут доктор уже возился с ребенком.
— Так, так… — бормотал он. — Дыши, мальчик. Теперь не дыши. Отлично.
Он хмурился, прикладывал ухо к животику ребенка, выслушивал спинку, выстукивал легкие.
— Ну-с, — сказал он наконец, разгибаясь, — сейчас я ему поставлю согревающий компрессик. Пошлите кого-нибудь в аптеку за бинтом Купите, кстати, и термометр. Придется регулярно мерить температуру.
Сбегать в аптеку вызвался отец. Он долго пропадал. Наконец вернулся, бледный от злости, сжимая кулаки.
— Нету, — сказал он отрывисто, — ни бинтов нету, ни термометров.
Кое-как все-таки устроились. На бинты разодрали сорочку, а доктор обещал иногда давать термометр из амбулатории.
Потом он быстро написал рецепт.
— Это вот лекарство, — заметил он, — давайте три раза в день. Только имейте в виду, оно очень горькое. Ребенок едва ли захочет принимать. Давайте ему на варенье. Понимаете, ложку лекарства — ложку варенья.
— А где же взять варенья-то? Разве теперь купишь?
— Да вы попробуйте спросите в кондитерской, я уверен, что найдете. Ведь варенье — не дефицитный товар.
И доктор ушел, пообещав заходить. Целый день бегал отец по городу, разыскивая хоть сто граммов варенья, но, так ничего не найдя, вернулся домой.
— Ничего не понимаю! — сказал он, вытирая капли пота. — Где бинты? Где термометры? Где мыло? Где варенье?
Теперь несколько коротких, сухих фактов.
В киевском аптекоуправлении были обнаружены на складах четырнадцать тысяч термометров. Они лежали там полгода, аккуратно запакованные. На пакеты с термометрами садилась пыль.
В разных частях города стонали на своих постелях больные. Жар сжигал их. Родные мечтали о рублевом термометре как о каком-то высшем, недосягаемом счастье, а термометры…
Но термометры были не одиноки.
Рядом с ними, распространяя приятный запах цветочного одеколона, лежало туалетное мыло. Его было очень много — на двадцать пять тысяч рублей, то есть примерно сто тысяч кусков.
В разных частях города выходили по утрам на улицу люди, не вымывши лица и рук. В разных частях города врачи принуждены были приступать к осмотру больных, не соблюдая элементарных правил гигиены. Мыло снилось киевлянам по ночам, а оно в это время…
Немного подалее, там, где запасы термометров, подкрепленные запасами мыла, оставляли еще небольшое местечко, приютились марлевые бинты. Это были хорошие гигроскопические бинты в количестве пятьдесят тысяч метров. Просто сердце радовалось при виде качества бинтов — прекрасного качества были бинты.
В разных частях города… Впрочем, мы об этом, кажется, уже говорили. Необыкновенные случаи наблюдаются иногда на складах некоторых наших учреждений!
Все эти случаи так и остались бы незамеченными, если бы не рабочие бригады РКИ, которые взялись наконец за складские тайники.
Да! Варенье! Мы о нем и позабыли!
Нашлось и варенье. На складах конфетной фабрики. Ни много ни мало: сорок восемь тонн варенья. Это, оказывается, был полуфабрикат, необходимый для изготовления конфет.
— Не много ли? — спросила бригада.
— Как вам сказать, — уклончиво ответили на фабрике, — для хорошего хозяйственника даже мало. Чепуховый запас. Всего на сто семьдесят пять лет!
Хотя к теме этого фельетона некоторые виды товаров и не подходят, но мы их все-таки упомянем: на той же конфетной фабрике в течение шести лет валяются девять кило импортных ванильных палочек. В Союзкоже тихо и скромно приютились восемьдесят семь тысяч пар сандалий. На фабрике им. Боженко уныло стоят всяческие комоды, кровати и шкафы на шестьсот тысяч рублей. В Книгоцентре назло всем киевским музыкантам основательно спрятано на двести пятьдесят тысяч рублей нот.