Эту историю мы изложили не для того, чтобы побаловать читателя уголовщиной. Обращаемся мы прямо в управление милиции.

Известно ли вам, товарищи, что под Москвой отдыхающие рабочие почти что беззащитны от воров? В дачных местностях развито чудовищное хулиганство. На станционных площадках хулиганы чувствуют себя как рыбы в воде. Они пристают к женщинам, избивают мужчин. Валяются на перроне пьяные, в собственной блевотине. Они положительно мешают жить отдыхающим. По ночам дачные поселки оглашаются криками избиваемых и обокраденных.

Ни милиция, ни поселковый совет не принимают никаких мер, чтобы прекратить это подмосковное хулиганство. На бумаге-то у них, вероятно, все обстоит благополучно. Есть, наверное, и общество содействия милиции, и кражи аккуратно регистрируются. А на деле…

Впрочем, если какой-либо ответственный и уважаемый товарищ из управления милиции пожелает ознакомиться с фактами, пусть проедет вечерком по станционным платформам. Мы, правда, не можем поручиться за его сохранность, но увидит он много интересного.

1931

Несколько мыслей по поводу

палок, марок и др

Простая штука — палка.

А сколько осторожности, ума и таланта нужно, чтобы научиться подобающему обращению с этим весьма несложным деревянным предметом.

Палка — это…

Впрочем, палку мы до поры до времени оставим и обратимся к некоей почтово-железнодорожной теме, которая, смеем вас уведомить, имеет к вышеупомянутой палке кое-какое отношение.

Итак, на почтово-железнодорожную тему.

Товарищ Имярек явился на Каланчевскую площадь в прекраснейшем расположении духа. Сегодня он освободился раньше обычного и решил провести жаркий (по причине антициклона) день в дачной местности.

Перспективы были так приятны, что он даже замурлыкал песенку. На Казанском вокзале, в помещении, отведенном для пассажиров пригородного следования, товарищ Имярек купил билет до Быкова и собрался было уже выйти на перрон, но вдруг вспомнил, что ему нужно отправить срочное письмо в Ташкент.

«Хорошо, что вспомнил. Купить марку — минутное дело. А опустить письмо можно будет прямо в вагон ташкентского поезда. Он, кстати, уходит через час».

В газетном киоске марок не оказалось.

— Вы пойдите в почтовое отделение при вокзале, — посоветовали ему. Не подозревая, какая гроза движется ему навстречу, Имярек направился к пассажирскому залу.

— Нельзя, — сказал контролер, загораживая вход в зал могучей грудью.

— Вы даже не знаете, что я хочу делать, а уже говорите нельзя, — усмехнулся Имярек.

— Все равно, нельзя.

— Что нельзя?

— Идти в зал нельзя. В следующую дверь.

Имярек пожал плечами и подошел к следующей двери.

— Нельзя, — сухо заметил контролер № 2.

— Но мне марку…

— Ничего не знаю. Идите, гражданин, через служебный ход.

— Но ведь я не железнодорожник. Меня не пустят.

— Объясните начальству.

Объяснение с начальством носило короткий, но бурный характер. Имярек отступил на заранее заготовленные позиции, вытирая пот.

Перед его носом блеснула новая дверь.

— Можно?

— Можно! Ваш билет!

— Ф-фу… Слава богу… то есть Энкапээсу. Пожалуйста!

— Что же вы мне даете, гражданин? — загремел контролер, глядя на Имярека таким взглядом, каким смотрят обычно на неисправимых карманников-рецидивистов. — Вы мне даете билет пригородного, а мне нужно дальнего следования.

— А если у меня н-нет э-этого следования?

— Тогда нельзя.

Сейчас же за мощной цепью контролеров Имярек увидел вожделенное почтовое отделение. Вокруг было пусто. В окошечке зевала конторщица.

— Умоляю, — забормотал Имярек, — на одну секундочку. Я только куплю десятикопеечную марку. Даю вам слово честного человека, что за время моего краткосрочного пребывания внутри вокзала я никого не обижу, никого не убью и даже не сделаю попытки утащить чемоданы граждан пассажиров дальнего следования.

— Купите билет на Ташкент, тогда и идите на здоровьечко, — сжалился контролер, — покупайте свою марку. Мне не жалко.

— Но ведь билет небось сто рублей стоит!

— Да, уж не без того. А вы в Рязань купите. Рубля за четыре. А? Ей-богу. За милую душу пройдете.

Имярек махнул рукой, устало зацепился за чьи-то штаны на подножке трамвая № 4 и покатил на Мясницкую, к почтамту.

Здесь железнодорожные мучения сменились мучениями чисто почтовыми.

На весь почтамт только одно окошечко торговало марками. Для полноты ассортимента это окошечко занималось также приемом воздушной и спешной почты, спешных денежных переводов, а также давало справки почтово-телеграфного характера. Остальные окошечки или были заняты, или торговали каким-то неходким товаром.

К вечеру мокрый, распухший от жары (ах эти антициклоны!) Имярек пришел на Казанский вокзал. В потном кулаке он сжимал обыкновенную десятикопеечную марку.

Поезд на Ташкент ушел.

На Быково — тоже.

Теперь опять о палке.

При неумелом с ней обращении вышеуказанная палка вечно перегибается. Сначала в одну сторону, потом в другую.

Сперва на вокзалах был дым коромыслом. Туда лазили все, кому не лень: воры, проститутки, пьяницы. Вокзалы превратились в ночлежки. Положение решили исправить. И сразу же перегнули палку: перестали пускать вообще всех.

На почте торгует марками одно окошечко. Выпрямите палку, но не перегните ее, не сделайте новой ошибки. А то еще, чего доброго, откроете по окошечку на каждого посетителя. И каждое окошко только для продажи марок.

Предупреждаем заранее.

1931

Загадочная натура

Мимо парохода, справа налево, подвигались желтые Крымские горы. В их географически четком рисунке чудились зазубренные гривки и выпуклые бюсты шахматных коней.

Теплая голубенькая вода нежно облегала знаменитый полуостров.

В буфете II класса мерно дребезжали стаканы. Пассажиры пили пиво, смотрели, вытянув шеи, в широко раскрытые, обшитые медью иллюминаторы, восхищались природой и делились наблюдениями.

А в это время двое сдружившихся в дороге работников областного масштаба сидели нос к носу в курительной комнате и беседовали на родственные областные темы.

— Значит, вы теперь отдыхать? — мечтательно сказал первый. — Так. Это хорошо. Здоровый, так сказать, отдых необходим. Да. Это здорово. А я, так сказать, в командировку. Да. В командировку я. Да. М-м-да. Значит, сеноуборочную вы перевыполнили? Здорово. Это здорово. А как у вас с культпоходом?

Оказалось, с культпоходом у отпускника тоже все обстоит благополучно.

Пассажиры затронули еще ряд волнующих актуальных тем и перешли к вопросу о живом человеке. Они выискивали общих знакомых, вспоминали любимых начальников и подробно рассказывали о сослуживцах.

— Конечно, разные бывают работники, — молвил командировочный, ловко свертывая скрутку из папиросной бумаги с лиловыми строчками пишущей машинки, — в особенности в областном масштабе. — Он усмехнулся. — Есть у нас один работник. Такой товарищ