— Тогда о судимости.

Пантелеев покачнулся.

Через три дня все формальности были закончены. Тощий, как бумага, еле держась на ногах, Пантелеев притащился в больницу за телом друга Птицына.

— Вы за телом? — спросили в канцелярии. — Тело можем выдать только жене или по ее доверенности.

— Но покойный был холост, — прошептал Пантелеев, тупо глядя на канцеляриста.

— В таком случае дайте справку о том, что…

Пантелеев схватился за сердце, упал и испустил дух.

Лежит он в больничном морге до сих пор. Никто не берется похлопотать о погребении.

Может быть, кто-нибудь желает, товарищи? И тогда сами вы убедитесь, что описанная здесь история почти ничем не отличается от истины.

1931

Безвыходное положение???

В доме № 5 по Кривособачьему переулку вопрос о ремонте вогнал домоуправление в пот. Члены правления заседали двадцать четыре часа подряд.

— Что делать? — воскликнул председатель, хватаясь за голову.

Впрочем, прежде чем продолжить горячую речь председателя, мы познакомим читателя с жильцами дома.

— Черт знает что такое! — сказал жилец квартиры № 1 слесарь Жуков своей жене. — Живем мы здесь уже третий год, а полы ни разу не ремонтировались. Посмотри, как плинтусы отстали! На целый метр. То и дело спотыкаешься!.. Тьфу!.. В домоуправлении говорят: «Деревообделочника нельзя достать>. Будь я деревообделочник, сам бы починил, а то ведь я слесарь. Не моя специальность!..

И слесарь Жуков с остервенением пнул отставший плинтус ногой.

— Ну и порядочки! — добавил он мрачно. — Не дом, а свинюшник…

Проживающий в квартире № 2 деревообделочник Сизиков стоял возле крана и, криво улыбаясь, наблюдал, как в раковину хлещет вода.

— Что ж ты кран не закроешь, горе мое! — заметила жена. — Воду экономить надо.

— Попробуй закрой! — предложил Сизиков, делая бесплодные попытки завинтить кран. — Не видишь, опять испортился! Ну и домик. Просто свинюшник какой-то!.. И куда только домоуправление смотрит!.. Будь я слесарь, сам бы починил. Честное слово, починил бы!..

В это время в квартире № 3 маляр Григорий Иванович запихивал в разбитое окно подушку.

— Так вот уже пять лет, — бормотал он, — вечером вставляешь, а утром вынимаешь, для вентиляции. Просто свинюшник, а не дом. Стекол вставить не могут. Говорят: «Стекла есть, да стекольщиков нет». Будь я стекольщик…

— Ты только посмотри на этот потолок, — сказал жене жилец квартиры № 4 стекольщик Прохор, — ты на потолок посмотри!.. Был бы я маляром, все потолки в доме выкрасил бы!

И стекольщик Прохор тяжело вздохнул.

В квартире № 5 обитал финансовый работник Егоров.

— Это просто преступно, — бормотал он, расхаживая по комнате, — грязь, мерзость, запустение. Кран испорчен, плинтусы отстали, в полу щели, потолки грязные, клопы… Тьфу!.. Не дом, а свинюшник. Ну, скажите, разве можно плодотворно работать в такой обстановке?! А мне по роду службы приходится работать дома, составлять финансовые планы, сметы. Да будь я маляром, стекольщиком, слесарем или деревообделочником, разве я ждал бы у моря погоды, бегал бы в домоуправление? Сам бы все сделал!.. Тьфу!..

Итак, председатель домоуправления воскликнул:

— Что делать?

Обведя членов правления страдальческим взглядом и не получив ответа на свой вопрос, председатель закричал:

— Что делать? Деньги мы собрали, деньги на ремонт есть, но нет слесарей, нет деревообделочников, нет маляров, нет стекольщиков, и потом, смету некому составить! Понимаете, некому! Мог бы я сметы составлять, сел бы и… того… составил. Эх!

Как видит читатель, положение в Кривособачьем переулке не так безвыходно, как это кажется на первый взгляд, тем более что все действующие лица этой правдивой повести, скажу читателю по секрету, являются партийцами.

1931

Обыкновенная история

— Воры!!! Караул!!! Воры!! А-а-а!..

Этот мелодичный крик раздался в четыре часа пополуночи, нарушив тишину раннего дачного утра. Петух, сидевший на плетне и раскрывший было клюв, дабы поздравить дачников с наступлением утра, в ужасе уставился на окно первого этажа, из которого не спеша вылазили три вора.

Товарищ Г. проснулся и, схватив револьвер, как был — в одних трусиках, кинулся вниз (обитал он во втором этаже).

— Стой! — крикнул он, обращаясь к ворам.

Воры оглянулись и выбежали на улицу. Тов. Г. погнался за ними.

— Стой! — крикнул он еще раз, угрожающе размахивая револьвером. Но воры и не думали останавливаться.

Вобрав голову в плечи и прижимая к себе кой-какое барахлишко, которое успели захватить, они лениво бежали вдоль железной дороги и вскоре повернули на главную улицу. Тов. Г. гнался за ними, не отставая ни на шаг.

«Что делать? — думал он. — Стрелять в них? Пожалуй, глупо. Убьешь еще, чего доброго. Судить будут. Да и жалко. Хотя они и воры, но высшей меры наказания не заслужили. Положеньице!»

— Стойте, черти! — предложил он. — Стрелять буду!

Воры равнодушно оглянулись и продолжали медленно трусить по главной улице поселка Клязьма (дело происходило в Клязьме, что по Северной дороге). Тогда тов. Г. решил будить милицию и дачную общественность. Он принялся палить в воздух. Плотное эхо запрыгало по верхушкам елей и сосен, заметалось между красными стволами и покатилось по всему поселку.

«Сейчас выскочит милиционер, — подумал тов. Г., — выбегут граждане и сволокут голубчиков в каталажку».

Однако ничего этого не последовало. Окна домов, заложенные от воров ставнями, и не думали раскрываться!.. Милиции тоже не было видно.

— Что за черт! — бормотал тов. Г., беспорядочно паля в воздух. — Что же теперь делать? Куда я их поведу? Да они и не пойдут за мной. Ну и дела!

И, выпустив в воздух последний патрон, тов. Г. повернул домой. В это время прошел первый электропоезд. К станции сбегались служащие, размахивая портфелями. Но никто не обращал внимания на голого человека в трусиках, который шел, держа в руках револьвер. Тогда человек в трусиках пошел в поселковый совет.

— Где милиция? — спросил он.

— Милиция откроется в девять часов, — ответила какая-то заспанная женщина.

— Но ведь воры никогда не грабят именно с девяти часов! — раздраженно заметил тов. Г. и пошел домой. В трусиках. С револьвером в руках.

Эта весьма обыкновенная история так ничем и не кончилась. Для того чтобы подать заявление, пришлось ехать за две станции, в Пушкино. Вечером оттуда приехал милиционер, покачал головой и на слова тов. Г., что воры оставили следы и оттиски пальцев,