Затем повернулся и показал костылем на закованного в цепи Хасика:

– А этот, раздосадованный твоим указом не трогать меня, вымещал гнев в моем шатре. Ты часто посылаешь его ко мне, как мальчика на побегушках, и он исправно пользуется каждой возможностью, чтобы украсть или сломать драгоценный товар – из чистого удовольствия.

– И за это ты отсек ему член?! – вознегодовал Джардир.

Аббан покачал головой:

– Безделушки легко заменить, Избавитель. Невинность моей дочери – нет. Равно как и честь моих жен.

– Хаффит лжет, Избавитель! – выкрикнул Хасик. – Я никогда… я….

Джардир мотнул головой, и страж затянул аркан, оборвал эту речь:

– Я шар’дама ка, Хасик, и читаю в твоем сердце. Следующая ложь, которая сорвется с твоих уст, будет стоить тебе жизни, чести и места на Небесах.

Глаза Хасика расширились, аура похолодела.

– Ты насиловал дочь Аббана, Хасик? – мягко спросил Джардир.

Хасик уже не скрывал слез. У него не нашлось сил ответить, но он кивнул. Ханья снова разрыдалась. Кадживах привлекла дочь к себе, ловила ее слезы на грудь и испепеляла взглядом Хасика.

– А его жен? – продолжил Джардир.

Еще один убитый кивок.

– Тем не менее это недопустимо, Избавитель, – заметил Ашан. – Если хаффит – пусть даже ха’шарум – окажется вправе убить даль’, рухнет вся цивилизация.

– Прошу прощения, Дамаджи, – возразил Аббан, – но ни я, ни мои люди никого не убили. – Он махнул в сторону Хасика. – Ты можешь сам убедиться, что телохранитель Избавителя вполне себе жив и способен участвовать в Шарак Ка.

Джардир свирепо посмотрел на него:

– Почему ты не обратился ко мне?

Аббан поклонился низко, сколько позволил костыль:

– У шар’дама ка есть более неотложные дела, чем постоянное разбирательство с излишне пылкими шарумами и дама, которые выискивают бреши в твоем указе, чтобы донимать меня безнаказанно.

От Джардира не укрылось, что ауры Шанджата и Ашана изменились при его словах. Они тоже виновны в преступлении, хотя и действовали тоньше, чем Хасик. Придется разобраться и с ними.

Но затем он снова взглянул на Аббана и подивился. Аббан просил – Най, требовал – себе права на самозащиту! Хаффит взирал на него пристально и спокойно, подстрекал встать на сторону шарума. Его аура говорила: «Если тебе хватит глупости пойти в этом деле против меня, значит я был верен недостойному человеку».

Джардир шумно вздохнул:

– Я тысячу раз твердил присутствующим в этом зале: не трогайте Аббана. Он моя собственность, и я один могу причинить ему вред. Любой человек имеет право пресечь или, если может, отмстить насилие над своей дочерью. Даже хаффит. Даже чин. Если Хасик оказался слишком слаб, чтобы защититься, он не достоин приза. Член ввергнул его в беду в последний раз. У него есть сыны и дочери, что носят его имя, и, как справедливо замечает хаффит, он по-прежнему годен для шарака.

Он посмотрел на Хасика:

– Твой долг Аббану уплачен. Цена за избиение моей сестры – развод, и не только с твоей дживах ка, но и с остальными женами. Я не потерплю, чтобы моя сестра осталась замужем за полумужчиной. Ханья сохранит сестер-жен, все твое имущество и детей.

Он видел, как сокрушается дух Хасика, но не жалел его. Он все еще помнил, как обошелся с ним Хасик в Лабиринте давным-давно.

– У тебя, – наставил он Копье на скованного воина, – останутся копье, щит и черные одежды. Ты исключен из Копий Избавителя, но Джайан подыщет тебе другой отряд. Никто из присутствующих не обмолвится словом о твоем увечье, а если оно откроется, скажешь, что это сделали алагай. Продолжай завоевывать славу в ночи – и, может быть, узришь Небеса. Если еще раз нарушишь Закон Эверама хоть чашкой кузи, я отправлю тебя в бездну Най. – Он перевел взгляд на Ашана и Шанджата. – Надеюсь, урок понятен и вам?

Оба кивнули, как побитые псы.

– Хорошо, – сказал Джардир. – Доведите это до сведения других шарумов и дама. Повторяться не буду.

Когда все кончилось, Инэвера устремилась в Палату Теней. После свидания с родителями ей больше всего на свете хотелось побыть наедине с мужем, но не судьба. К Трону черепов выстроилась обычная очередь придворных и просителей, и ей не хватило терпения просидеть до конца процедуры.

Она хотела приберечь кровь, которую выжала из носового платка Аббана, но его сила – и наглость – росли, и дольше тянуть не следовало. Она не знала, что Ахман наделил хаффита воинами, и это многое объясняло. И все же ей не верилось, что какие-то ха’шарумы оказались ровней ее дозорным-евнухам, которых обучал сам Энкидо. Они убивали жен Дамаджи в постелях, подле спящих мужей.

Хасик заслужил свою участь – как, может статься, и ее дозорные, если им хватило глупости попасться, но тенденция настораживала. Хаффит уже пытался ее выжить – долго ли до нового удара?

Она выжала кровь, еще свежую, и сохранила в запечатанном фиале. Сейчас же вылила ее на кости.

– Всемогущий Эверам, дай мне знание об Аббане асу Чабине ам’Хаман ам’Каджи. Можно ли доверить ему служение Избавителю? Будет ли он и впредь нападать на меня?

Она встряхивала кости и чувствовала, как они разогреваются; затем метнула их и взглянула на ярко светящиеся символы.

Как всегда, она приготовилась следовать их указаниям, но ответ застал ее врасплох.

«Хаффит верен Избавителю. Ваши судьбы переплетены. Зло для одного означает зло для другого».

Осень 333 П. В.

Арлен глубоко вздохнул, он не привык к такому страху.

– Ты уверен, что это нужно? – спросила Ренна.

Арлен кивнул:

– Откладывать больше нельзя. Лощина восстанавливается и теперь знает, чего ждать. Жонглеры Рожера разносят вести по всему герцогству, и народ, когда услышит о нашей победе, потянется отовсюду. К следующему новолунию укрепления станут прочнее, чем в прошлый раз. До равноденствия всего две недели, а новолуние наступит через десять дней после него. Если делать, то сейчас. А ехать до Райзона верхом слишком долго. Я буду осторожен и не дам затянуть себя в Недра.

Он повернулся к Ренне, прежде чем та ответила, и прочел в ее ауре, что неправильно понял вопрос.

– Ты спросила не о расстоянии. Ты сомневаешься, что мне вообще нужно идти.

Взгляд Ренна безупречно совпал с раздражением в ауре.

– Народ начинает дрожать от твоего жонглерства со чтением мыслей.

– Это не чтение мыслей, – возразил Арлен.

– Ну, душ. С тобою трудно разговаривать: взглянул – и сразу тебе ясно, кто что чувствует; яснее даже, чем собеседнику.