«Есть метчики, а есть красийские метчики, – говаривал старый мастер Коб. – И лучших не сыщешь во всех Свободных городах».

Арлен встряхнул головой, оставил загадку на потом. Небо светлело, и он пошел на базар, чуть сгорбившись, как шарум, уставший от ночной караульной службы. С чутьем лучше собачьего, он быстро нашел аптеку. Пробрался в пустой шатер, похитил женские румяна и пудру, чтобы заретушировать метки и светлую кожу. Затем достал из краденого платья кошель, оставил на прилавке несколько драки и выскользнул на улицу. Там появились другие шарумы, освободившиеся с дежурства, и он распустил ночное покрывало свободнее, чтобы сидело достаточно низко, не привлекало внимания, не оскорбляло других воинов на свету и в то же время по возможности скрывало меченую кожу. Он мог не беспокоится. Шарумы видели только черную одежду, кивали и шли своим путем.

Хоть он и приготовился, его потрясло знакомое пение дама над улицами Форта Райзон, которые возвестили окончание комендантского часа. Арлен поднял глаза, рассмотрел новенькие минареты, что вознеслись над стеной внутреннего города вокруг бывшего великого Праведного дома Райзона. Успели ли красийцы украсить его костями павших?

Город просыпался, приветствовал новый день, и Арлен наблюдал. Первыми появились красийцы – женщины и хаффиты открывали шатры и палатки для дневной торговли. Вскоре после них, когда большинство вернувшихся шарумов улеглось по постелям, нарисовались чины и тоже открыли лавки, узкие улочки заполнялись покупателями – райзонцами и красийцами.

Все это воспринималось до боли знакомым, тогда как неуютное чувство усиливалось. Крики бродячих торговцев, исполненные преувеличений и откровенной лжи; мычание и вонь скота вкупе с запахом приготовляемой пищи – мяса и специй, – который наполнил его рот слюной, а продавцы тем временем выкладывали все, что может пожелать покупатель, и многое из того, о чем тот даже не слыхивал.

Он полюбил Великий красийский базар, и ему чудилось, что целая жизнь прошла с тех пор, как он бродил по его лабиринту.

«Но ты не в Красии», – напомнил он себе, обнаруживая отличия, когда впитал знакомое. Вот стайка даль’тинг, а за ними – райзонцы, нагруженные их покупками, как рабы. Вот две райзонки, идут под палящим солнцем, закутанные в цветастые покрывала. Торговцы там и тут выкрикивают свои товары не только на родном, но и на ломаном тесийском или красийском языках, и то же самое – покупатели. Уже формируется пиджин, где слова из обоих сплавляются с жестами, – во многом он напоминает торговое наречие северных вестников, которым те пользовались при посещении Копья Пустыни. Арлен понимал его безотчетно.

Неспешно прошествовал дама, взирая на суету. На поясе, всегда под рукой – «хвост алагай». Торговцы и покупатели наградили его одинаково нервными взглядами и постарались обойти стороной, но Арлен был в черном и просто кивнул, на что дама небрежно ответил и вернулся к инспекции. Арлен не усомнился, что плетку скоро пустят в ход – хотя бы в назидание остальным.

«Такого не должно было произойти».

Аббан не шевельнулся, когда в его контору вошел даль’шарум. Только один его человек носил черное, и Аббану незачем смотреть выше щиколотки, чтобы узнать наставника, запятнай тот своим появлением его порог, – событие, небывалое на базаре. Керан презирал это место.

– Тебя не звали, воин, – буркнул он, окунул в чернильницу электрумное перо и продолжил писать в счетной книге.

Шарум не ответил и притворил за собой дверь. Аббан увидел, как позади него возникли ноги двух ха’шарумов-дозорных. Они бесшумно ступали по мягкому ковру; один держал короткую металлическую дубинку, другой – гарроту. Когда они приготовились к броску, Аббан наконец соизволил поднять глаза. Ему очень нравилось наблюдать, как окупаются его вложения.

Его дозорные из разных племен: Нанджи и Кревах. В любом другом месте эти двое не ужились бы в одном помещении без взаимного кровопролития.

Но в сотне Аббана племена не имели значения. Племенем был он сам. Иногда он гадал, сохранится ли через три тысячи лет после Ахмана племя Хаман. Разве Нанджи и Кревах не служили когда-то Каджи?

Он фыркнул. Хаман? Если Ахман действительно Избавитель, то и племя будет Ахман. Благозвучное название.

Воины начали дружно: первый нацелился дубинкой в мясистую часть бедра незнакомца – удар, что причиняет наибольшую боль и застает врасплох, но почти не калечит. Шарум отскочит, и тут за дело возьмется второй: уловит сзади гарротой и откроет его для атаки напарника. Аббан уже несколько раз видел этот номер, и ему никогда не надоедало.

Но даль’шарум удивил его и повел себя так, словно давно знал о присутствии воинов. «Он их заманивает», – понял Аббан, когда чужак увернулся от дубинки, вовремя запрокинул голову и избежал гарроты. Пришелец быстро ответил кулачным ударом, который кревах едва успел отразить, и пинком, который нанджи удалось отвести своей проволокой, хотя он не сумел захватить лодыжку.

Даль’шарум мог нацепить на руку щит, но предпочел не утруждаться и оставил его за спиной. Он завертел копьем, как дама – кнутовищем, и отбил удар дубинкой креваха, после чего, вращаясь, врезал по почкам нанджи. Копье вернулось в исходное положение, и кревах получил по лицу древком до того, как нанджи наконец поймал оружие в петлю. Он дернул, пытаясь вырвать его из рук, но шарум одновременно сделал выпад, высвободил древко и ударил нанджи в грудь тупым концом.

Нанджи опрокинулся, и воин пожаловал креваху свое полное внимание. Кай’шарум всмотрелся в него спокойно, но нажал потайную кнопку, и дубинка приросла острым отравленным лезвием. Даль’шарум атаковал, однако кревах легко отразил удар и бросился на противника.

Мгновение спустя тот лежал на полу и хватал ртом воздух. Все произошло так быстро, что увиденное не сразу достигло сознания Аббана. Воин уклонился от удара и прижал горло дозорного локтем.

Аббан растерялся. Он и мысли не допускал, что кто-нибудь в одиночку победит его воинов, тем более простой даль’шарум. К счастью, он готов иметь дело не только с одиночкой, а потому сунул руку под стол, где таился шнурок колокольчика, – при его звуке в помещение ворвется дюжина ха’шарумов.

– Прошу, не делай этого, – предостерег пришелец и наставил на Аббана копье.

Голос был скрежещущий, но со знакомой ноткой.

– Чем больше ты созовешь людей, тем скорее кто-нибудь пострадает всерьез. – Он наградил Аббаном таким взглядом, что хаффиту пришлось подавить дрожь. – И уверяю тебя, что не я.

Аббан трудно сглотнул, но кивнул и медленно поднял руки:

– Кто ты такой? Чего хочешь?

– Мой верный друг Аббан, – произнес тот и убрал из голоса хрипотцу, – неужели не узнаешь своего любимца-глупца? Ты не впервые видишь меня в черном платье шарума.

Кровь застыла в жилах Аббана.

– Пар’чин?

Пришелец коротко кивнул. Один дозорный издал слабый стон и попытался подогнуть под себя колено. Второй, шатаясь, поднимался на ноги.