Ох, сказали все хором, о, были бы милосердны небеса…

Джоб Франкини отказался высказываться и комментировать события. При содействии присутствующего адвоката, опять же Ортанс, он квалифицировал свои поступки как усмирение случайной драки в ожидании представителей правопорядка и попросил, чтобы скорей отпустили, потому что не доена коза. По всему было ясно, что ему неуютно с полицейскими. Те рыпнулись было составлять протокол о недозволенном ношении Джобом десяти предметов оружия, но Ортанс отвела их замечание и доказала, что все Джобовы игрушки являются привычными орудиями крестьянского труда. Вышло, что у Джоба при себе имелись инструменты для дробления камней, отрясания олив, подрезания побегов и охоты на вредителей-грызунов (арбалет антикварный, идеальная вещичка против мышей, гм, сказал сержант). Копье? Это не копье, а поломанные вилы. В общем, сторожи спокойствия, видя, сколько у них и без того работы, отпустили Джоба, в очередной раз выставив ему предупреждение — не разгуливать в подобном виде.

Он перевел дух, спрятал в портмоне свое удостоверение из кооператива садовников и, грубовато и нежно расцеловавшись с Ортанс, тяжелыми горными ботинками протопал на крыльцо.

Сидевшие в квестуре через окно смотрели, как, выйдя на улицу, Джоб распрямился, стал выше на пядь, растер по лбу и щекам грязный пот и размашисто зашагал вдоль прибрежного шоссе Аурелия, маша рукой знакомым водителям, пока не достиг своего фургона и не завел мотор.

А Виктора, обокраденного, повели опознавать найденное имущество. Вещи с пляжа успели привезти, собрав все сумки и чемоданы, валявшиеся в нескольких сараях и купальных кабинках.

Чего там только не наискалось! Не считая, конечно, личного имущества Николая и Любы. Топоры, булавы, палицы, перначи, кистени, какие-то боевые пробойники, кортики, стилеты, униформа СС. Саперные лопатки, окопные ножи, тесаки, мушкеты, штуцера. Пулеметные ленты. И десятки и сотни аналогичных аксессуаров. Горы инструкций с аль-каидовского сайта Inspire, Recruiting and Training Magazine по изготовлению взрывчатых устройств. Найден был мобильный телефон Мирей Робье с французским номером «Оранж», но сразу после включения сигнал тут же пропал — батарея разрядилась.

Виктор опознал свой компьютер. Свою мотоциклетную куртку. Захваченная похитителями с вешалки, она валялась в сараюшке, где продержали шесть дней и ночей Мирей, и, надо надеяться, хоть отчасти спасала ее в ледяные октябрьские ночи, когда пена от шторма на море дохлестывала до кабины и вода затопляла песок.

Признал и найденный в «дукато» черный кожаный баульчик, содержащий лекарственные средства. В баульчик почему-то попал чужой куриный бог в фирменном пластиковом пакетике от марихуаны.

О отрада, радость, о спасительный нафтизин, взревел Виктор. И вдруг понял, что, оказывается, не нужно. Насморк прошел.

Снотворных, уточнил Виктор для протокола, в блистерах основательно поуменьшилось.

Но зато в аптечке лежали запасные очки!

— Мы не можем их вам отдать. Черная сумка со снотворными — вещдок. Она проходит по описи. На очках, мы уверены, отпечатки преступников. Эту сумку мы пошлем на экспертизу…

Ортанс, как коршун, ринулась выторговывать очки. Потратила кучу времени, уговаривая отдать их. Виктор предлагал занести вещдок в протокол, но хотя бы временно предоставить ему право пользоваться этим вещдоком, потому что без вещдока он и по улице ходить неспособен, и машину, естественно, до Милана не доведет.

— А вы что, на собственной машине приехали?

— Нет…

— Ну вот, опять путаетесь в показаниях!

— Я и на поезде не доеду!

— Опять мешаете следствию. На поезде локомотив довезет.

Наталия с Ортанс и с Джанни пошли в атаку совместно. Удостоверение итальянской гильдии журналистов, удостоверение французской гильдии адвокатов, Джанни со своим партбилетом Европейского парламента. Полицейские упирались. Марко, посапывая, примащивал на бронзовый бюст сержанта Мусси, павшего в геройской борьбе с морскими браконьерами, потерявшиеся на пляже Викторовы очки.

— Постой, Марко, а это откуда у тебя?

— А на столике лежали. Дядя тот положил, у которого алебарда и арбалет.

Остается сделать вывод, что немногословный, но остроглазый Джоб увидел на пляже валявшиеся в песке неведомо чьи гляделки, взял их в карман, а перед тем, как покинуть полицейский участок, оставил на столике в приемной — если кто из полицейских обронил и ищет, то вот.

Почти что одержали над полицейской совестью победу… ну, полпобеды: те уже было согласились выдать Виктору резервные очки, хотя не раньше, чем совершится официальный ритуал снятия отпечатков, ради каковой цели Виктору предписывалось прибыть за очками в понедельник после обеда, — к досаде околоточных, их благородство не было оценено, и только время потратили напрасно.

Виктор нацепил привычные окуляры и прозрел.

И увидел покойную маму Антонии, госпожу Маризу Козенца, рядом с собой за столом в помятом, но чудесного качества из ткани «рами» костюме, хотя и в загаженной шоколадом майке с покемоном. Покойница весело пикировалась с полицейскими, все всем явно были симпатичны, перед покойной Маризой лежала горка заполненных беглым, не очень разборчивым почерком бумаг и немалая стопа именных бланков для протоколов. «Адвокат Ортанс Франкини, — было начертано на логотипе наверху. — Рю де ля Помп, Париж, Lawyer for Copyright and Media Law». Писавшая, не отрываясь от бумаги, боднула его локтем, высвобождая для своей бюрократии место на столе.

Виктор вздохнул и стал стаскивать очки. Но адвокатственная дама вдруг вскинула на него внимательные темные глаза. Он глянул, задержался во взгляде, снова обретая мир в душе. Вот где, оказывается, и благо и счастье. Это не покойница! Это не адвокатша! В этом взгляде была не Ортанс. Там была Тошенька. И отныне можно было пребыть, как мечтал, наконец самим собой. Можно было снова стать тем, кем когда-то был с ней. Пребыть и жить. Он вздохнул, но уже в другом смысле. Вздохнул и поерзал. И кстати, очки уже его не тянуло снимать.

На столе были разложены бумаги, вытащенные из сумки Николая. Тоже вещдоки. Их-то и протоколировала, строча профессиональным пером, ловкая Антония, а полицейские сидели и почти не удивлялись, как она бойко разбирает кириллицу. Ортанс-Антония четко произносила по-итальянски содержание каждой бумаги, сержант тыкал в клавиатуру негибким пальцем, но и его работа тоже двигалась, и все благодаря ей.

«Акт продажи при посредстве доверенного лица. Продано купальное заведение, прежде принадлежавшее Левкасу».

— Кому? Левкасу?

— Да, Лео Левкасу, гражданину Российской Федерации и Великобритании.

Виктор прочистил ухо, но ничего не сказал.

«Купивший — господин Хомнюк. Да. Ар-те-мий Хом-нюк»… С видом на жительство в… Эстонии…

Ага. Хомнюк. А в Эстонию когда он успел? Архив же мы ему не продали пока…