Законопослушание, кстати, тоже есть проблема убеждений и морали, неразрывно связанная с проблемой выполнения взятых на себя обязательств. Закон в демократическом государстве – то же обязательство, только взятое на себя не индивидуумом, а обществом. Можно, конечно, заставить следовать закону из-под палки. Да только сегодня для нас это малоэффективно – палка надломлена. И пока необходимость подчиняться требованиям закона не станет нормой морали, на закон полагаться бессмысленно. В частности, пока не станет широко осознанной необходимостью уплата налогов, с доходной частью бюджета, боюсь, будут проблемы. Сегодня платить налоги считается, мягко говоря, странным (или не вполне обязательным). Точнее, в деловой среде считается неприличным совсем ничего не платить, но и уплата всего положенного вовсе не предполагается. И общество с этим легко готово мириться – уплата части налогов “по справедливости” является общепринятой моральной нормой. Было бы не так – не видать депутатских мандатов многочисленным бизнесменам, показывающим в своих декларациях совсем смешные доходы. Или кто-то верит в приводимые там цифры? Напротив, правдивое декларирование очень высоких доходов вызвало бы, по-моему, общественное раздражение (“зарабатываешь миллионы, так молчи и не хвастайся – никто за язык не тянет”).

Аналогично наше общество вполне лояльно ко взяткам. Взятка, если вспомнить Бердяева, является устоем русской жизни, ее основной конституцией. Могло бы это быть так, ежели бы общество всерьез не мирилось со взяточничеством, считало его настоящим злом? Считало бы – не позволило бы достаточно рядовым чиновникам владеть иностранными автомобилями, стоимость одного колеса которых равна месячной зарплате хозяина. И дачами, пусть даже и оформленными на дальних родственников жены. Наоборот, крупный взяточник вызывает в нашем обществе определенное восхищение. Во всяком случае, от дома не отказывают, руку подают.

Безусловно, коррупция есть следствие целого комплекса причин. Однако в основе – те же моральные ценности, прежде всего отношение к закону и к своим обязательствам. Если твердого правила нет, если каждый (в первую очередь госчиновник) сам определяет, что из легально должного он будет выполнять, а что – нет, взятка как аргумент, передвигающий эту границу, становится неизбежной. Особенно если возможности у чиновника большие, зарплата маленькая, а взяткодатель сам размыто относится к своим обязательствам и внутренне взяточника не осуждает. Напротив – понимает и согласен платить. Как все мы платим ГАИ (не берущий деньги гаишник считается сумасшедшим), можно напомнить известный фильм с Никоненко в главной роли.

Попробуйте предложить взятку полицейскому в Германии или США. Вы думаете, это проблема законодательства?

Экономическая неэффективность коррупции очевидна. Когда решение принимается не из экономической целесообразности, а за “откат”, рассчитывать на эффективность не приходится. Однако “бороться с коррупцией” правоохранительными методами так же бессмысленно, как пытаться “увеличить долю “живых” денег в платежах естественных монополий”. Это борьба с симптомами. Для лечения болезни необходима целая система институциональных мер и, повторюсь, безусловная трансформация общественной морали.

Создание каталога норм эффективной (с точки зрения бизнеса) морали (“не лги”, “выполняй взятые на себя обязательства”, “подчиняйся закону”, “не бери и не давай взятки”) не было моей целью. Можно указать на многие “странности” нашей деловой и общественной морали – например, на всеобщую готовность принимать спонсорскую помощь от бандитов или строителей финансовых пирамид (“Хопер-инвест” пару лет поддерживал такой уважаемый очаг культуры, как Дом кино, а сколько храмов построено на бандитские деньги), но дело не в перечислении. Не надеюсь я и на исправление пороков общества с помощью газетных статей: для этого, во всяком случае, нужны совсем другие авторитеты.

Собственно вопрос об авторитетах и является ключевым. Как и более общий (и главный) вопрос – о механизмах формирования “эффективной” морали.

Я часто вспоминаю командировку группы московских экономистов летом 1985 года в новосибирский Академгородок. Общественная атмосфера была похожей на нынешнюю – тоже надежды, только связанные не с Путиным, а с Горбачевым. Мы рассказывали сибирским экономистам, социологам и психологам, как устроены хозяйственные механизмы в Венгрии и в Югославии – странах, служивших нам примерами успешных экономических реформ. Мы хорошо знали предмет и были твердо убеждены в ключевом характере обсуждаемых новаций для трансформации общества. А посему вдохновенно на первом же семинаре в течение двух часов детально рассматривали кардинально иные, чем в СССР, правила распределения прибыли предприятий, формы регулирования рынка труда, ставки налогообложения и т. п. По окончании доклада в аудитории воцарилась неловкая тишина, и, наконец, Татьяна Ивановна Заславская спросила: “Вы серьезно думаете, что если все это поменять, в стране наступит другая жизнь?” Каюсь, я тогда действительно так думал. Более того, в 1991 году так же думала и команда Гайдара.

Во многом я и по-прежнему в это верю. Формальные правила политического и экономического устройства в огромной мере определяют нашу жизнь. Однако есть и еще одна важнейшая составляющая: общественная мораль, укоренившиеся в обществе правила и нормы поведения.

Безусловно, внешние формы организации влияют на мораль (которая, в свою очередь, определяет трансформацию этих форм). Существующие сегодня правила хозяйствования предполагают стремление к прибыли, а значит, к минимизации издержек. А высокие трансакционные издержки – следствие низкой (“неэффективной”) морали. Поэтому если базисные принципы общественного устройства не претерпят очередных революционных изменений (в чем я уверен), то рано или поздно в лучшую сторону изменится и деловая мораль. Простая мысль, что честным быть не “хорошо”, а “выгодно” и посему необходимо, постепенно станет всеобщей.

Процесс уже пошел. В первую очередь это касается внутрикорпоративной морали. Прошедшие 10 лет убедительно доказали, что в современном бизнесе выживают только структуры, внутри которых не воруют, доверяют друг другу, живут по ясным правилам и стремятся к единой цели. Поэтому нравственная атмосфера в частном банке куда как чище, чем в советском академическом институте – со стукачеством, доносами в партком и т. п. В бизнесе, конечно, приходится конкурировать, но в первую очередь не внутри коллектива, а с внешним миром, что всегда чище.

Да и в правилах этой “внешней” конкуренции, как и во всей общественной морали, происходят определенные сдвиги. Я вообще убежден, что, вопреки распространенному мнению, нынешнее российское общество гораздо нравственнее советского. Жившего в условиях двойной морали (парткома и кухонь), легко мирившегося с арестами диссидентов, государственным антисемитизмом и многим другим. Общество “выправляется”. Постепенно меняется и деловая среда. Героями бизнеса 80-х почти исключительно были откровенные аферисты – “продавцы воздуха”. Среди крупнейших российских предпринимателей сегодня, честное слово, попадаются вполне порядочные люди.

Боюсь, однако, что процесс исправления морали может затянуться. Затянуться, так как “автоматического” изменения моральных норм под влиянием формальных правил не происходит. И глубокого укоренения “эффективной” морали придется ждать. Возможно, десятилетия. В течение которых ущербная этика будет оставаться главным тормозом нашего экономического роста. А Россия по-прежнему будет отставать, опускаясь все ниже в мировой экономической иерархии (с 4-го места по размеру ВВП в 1913 году до 15-го в 1999-м. По уровню ВВП на душу населения наше место сегодня – 101-е).