Помню, что, чувствуя себя соответственно удобно и подтянуто одетым, с чувством выполнения военной задачи я покатил на коньках сначала по параллельной Большой Садовой улице, а потом уже по самой Садовой, освещенной лишь только лежащим белым покровом снега. «Сидор» своими лямками удобно лежал на спине, был не тяжел. В руках была палка с гвоздем, вбитым в конец – новый тип «оружия», усовершенствованный в последние дни. Минут через 15–20 я был уже на Екатерининской площади. Перед Армянским собором у памятника Императрице Екатерине II стояло много повозок, стояли отдельные группы пехотинцев, несколько оседланных лошадей. На углах улиц стояли группы жителей. Я стал опять расспрашивать. Один офицер с усами сказал мне, что впереди есть конная группа, но это уже далеко. Разговаривая с ним, я заметил, что повозки опять двинулись, сворачивая влево, то есть мимо Нахичеванского базара в направлении к железнодорожной станции и даже на Кизитеринку. Озадачило меня то, что несколько подвод повернули вправо. Эта дорога вела к 29-й линии, через Дон на Зеленый остров и дальше через Старый Дон на левый берег. Для меня это оказалось «на распутье». Куда пошли или поехали наши и где этот самый авангард? С таким вопросом я обратился к бородатому казаку, поправлявшему седловку. Казак, не глядя на меня, грубо ответил: «Много будешь знать, скоро состаришься». Постояв еще минут двадцать, я установил, что большинство сворачивает влево. Я решил догонять до Кизитеринки, а там видно будет. Места те и дорогу я знал хорошо.

По дороге катиться было неудобно, натыкался на подводы, надо было их огибать, а сбоку шли люди, держась руками за разные части этих колесниц. Да и снег был рыхлый. Катил по тротуарам сбоку. Это было не совсем удобно, так как я должен был задерживаться, чтобы рассматривать лица. В одном месте на меня из-под ворот бросилась большая собака с бешеным лаем, норовя укусить за ногу, но помогла палка. Обернувшись, я несколько раз ткнул ее в морду. С диким воем пес подался назад, а я поспешил вперед – от греха подальше.

До самого завода, что на окраине города, я бежал, что называется, плавно, но как только кончились тротуары и мне пришлось выйти на дорогу, стало хуже. Скольжение мое замедлилось. Который был час – я не знаю, когда уже на дороге я ухватился за край брички, которая была запряжена парой лошадей и крупной рысью, обгоняя обоз, вынесла меня на улицы Кизитеринки. Сидевшие в ней четыре фигуры в шубах не обратили на меня внимания. Спасибо бричке и ее владельцам. Расстояние, которое я прокатил на коньках, держась за бричку, я уже не одолел бы на коньках. Пришлось бы их снять, и как бы сложился мой «поход», сказать трудно. Я выиграл время и не так устал, хотя на многих ухабах пришлось делать «гопки».

В Кизитеринке были знакомые, я думал зайти спросить, не заходил ли кто из наших, но мне не хотелось расставаться с бричкой. Ведь было сравнительно легко, удобно, а главное – быстро. Меня обуяло чувство движения вперед, и как можно скорее. Я все время вглядывался по сторонам. Мне очень хотелось увидеть кого-нибудь из тех, кого я ищу.

Нагнали настоящие строевые части, идущую пехоту. Сбоку небольшие группы кавалерии, вереницы артиллерийских упряжек, орудия и все те же повозки, телеги, санки. Были пехотинцы, идущие цепочкой вдоль дороги. Дальше от дороги опять были видны всадники. Как были редки эти группы, и как мало было их! Я был уверен, что все главные силы были впереди, а это – так себе, обоз 2-го или 3-го разряда, за которым, конечно, должны быть крупные части, сдерживающие большевиков.

Не считаясь уже ни с пространством, ни со временем, я стремился вперед. По сути дела, это «вперед» была, конечно, дистанция не длинная. Но за Кизитеринкой я почувствовал, что ноги мои устали и «сидор» стал тяжелее. Впереди был какой-то затор, и моя бричка шла уже шагом. Слева стояли вереницы повозок и людей.

И вдруг все разрешилось неожиданно и быстро. В одном месте у группы деревьев и каких-то сложенных балок, сбоку дороги, пропуская всех, кто еще двигался мимо, стояло несколько военных повозок, две двуколки, оседланные лошади и довольно крупная группа солдат и офицеров. Офицеры стояли прямо у края дороги, разговаривая.

Поравнявшись с группой, в одном из них я сразу узнал офицера, бывшего у нас в большом доме и в нашем флигеле еще в декабре. Он и папа часто подолгу беседовали. Как-то, уже после Рождества, он приезжал в экипаже, и папа с ним куда-то ездил, потом ужинали у нас. Был и еще кто-то. Тогда он был, кажется, подполковником. После Корниловского похода он был полковником. Если память мне не изменяет, его фамилия Сутоплатов.

Узнав его, я от радости бросил бричку с легким поворотом вправо, но пока я катил за бричкой, упор был на пятки. Как только я отцепился, мои снегурки носами попали в рыхлый снег и я с разгону клюнул. «Сидор» мотнулся по спине вниз и сбил мою папаху с головы. В общем, это была моя последняя точка движения вперед. От нее началось движение назад.

Кто-то крикнул: «Эй, с повозки что-то упало!» Другой голос, уже около меня, сказал: «Не что-то, а кто-то». И помог мне подняться, протягивая мне мою папаху. Было неловко. Сказав «спасибо», я, ковыляя на коньках, подошел к офицерам и, приложив ладонь к папахе, произнес:

– Здравствуйте!

Полковник Сутоплатов (буду его называть так) шагнул ко мне, положил левую руку на плечо, правой приподнял мою папаху. С полным удивлением в голосе он спросил:

– Боря, ты? Что ты тут делаешь?

Я стал рассказывать, что ищу своих, чтобы передать им теплое белье, башлыки, и что никого все еще не нашел.

– Да кто же тебя послал?

Я пояснил, что думал их найти на Екатерининской площади, с разрешения бабушки. Попутно рассказал обстановку дома и то, что, кроме меня, никто этого сделать не мог. И что без теплого им не обойтись. Он повел меня к сложенным бревнам. Подошли другие офицеры. Тут же стояло несколько юнкеров, кадеты. Сев на бревно, я стал снимать коньки с сапог. Сейчас они мне мешали. Снял «сидор» и держал его в руках. Сутоплатов (его имени отчетливо не помню) спросил: «Это все в мешке?» Я ему сказал, что там все в отдельных пакетах с надписями фамилий: моему дедушке Турчанинову, Пете Кобыщанову, Володе