Как обычно в те дни, Карл был нездоров, однако, несмотря на это, устроил в честь Филиппа множество празднований, балов, охотничьих выездов и турниров, где тот смог познакомиться со всеми высокопоставленными лицами Нидерландов – например с принцем Оранским и графом Эгмонтом, оба из которых оказались столь роковым образом связаны с его жизнью в дальнейшем. Двенадцатого июля Карл и его сын отправились в поездку по Нидерландам, которая продлилась до конца октября. По пути производилась формальная присяга Филиппу как наследнику престола; в конце августа 1549 года состоялось также празднование в восхитительном дворце в Бенше, между Шарлеруа и Монсом, где Филипп впервые увидел «Снятие с креста» Рогира ван дер Вейдена, копию которого он заказал Михилю Кокси[180]{1306} – и которое, много лет спустя, он купит. Вероятно, в это время он купил также несколько других фламандских полотен, включая работы Босха, а также популярного пейзажиста Иоахима Патинира.

В 1540 году королева Мария Венгерская уже устраивала карнавал в честь испанского завоевания Перу. Однако теперь было устроено новое рыцарственное празднество, основанное на романе «Амадис Гальский» и включавшее в себя штурм зачарованных замков и освобождение пленных. На конечном этапе этой «галантной забавы» рыцари один за другим пытаются и не могут победить некоего «рыцаря Черного Орла». Они оказываются заточены в «Темном замке», пока неизвестный дворянин, называющий себя «Бельтенброс»[181] (имя, взятое Амадисом во время его любовной епитимьи на Бедной Скале), не одерживает верх над своим противником и не открывает, что он – тот самый рыцарь, для которого было предназначено это приключение, вытащив из камня зачарованный меч. Этот неизвестный, разумеется, оказывается Филиппом.

В сентябре Филиппу устроили торжественный въезд в двух городах – сперва в Антверпене, а затем в Роттердаме.

Следующий год, на протяжении которого Филипп все еще пребывал в Нидерландах, принес дальнейшие празднования. В феврале, во время карнавала в Брюсселе, три знаменитых испанских проповедника – фрай Агустин де Касалья, фрай Бернардо де Фреснеда и фрай Константино Понсе де ла Фуэнте – покрыли себя славой, произнеся замечательные проповеди. Это произошло в последнюю ночь пребывания Филиппа в Брюсселе.

«Этой ночью Его Высочество не ложился спать. Он оставался на главной площади, беседуя с дамами, сидевшими возле своих окон. Его сопровождали несколько молодых дворян, и даже несколько пожилых. Разговор шел о любви, звучали истории, были слезы, вздохи, шутки и смех. Были и танцы при лунном свете, под звуки оркестров, которые играли всю ночь»{1307}.

То были счастливые дни, которым больше никогда не суждено было вернуться к Филиппу в Нидерландах.

Затем увеличившаяся компания, теперь включавшая не только Филиппа, но и Карла, отправилась к Левену, Ахену, Кельну и Бонну. Они плыли на судне по Рейну, хотя и делая ночевки на берегу. Они посетили также Майнц, Вормс, Шпайер и Аугсбург, где в июле 1550 года собрался имперский рейхстаг. Здесь, или же неподалеку, в южной Германии, Филипп провел год. Он заказал Тициану знаменитые «Поэзии»[182], а также свой портрет кисти итальянского мастера.

В Аугсбурге имели место дискуссии относительно будущего наследства Филиппа, которому Карл надеялся оставить все что имел – в последней попытке воплотить свою мечту о Габсбургской империи с единой конституцией, одним вероисповеданием и одним правителем. Однако его терпеливый брат Фердинанд, король Римский, тоже хотел получить имперский трон – так же как и его сын Максимилиан, явившийся из Испании, где он был вторым регентом, чтобы защитить свои интересы.

Фердинанд и Карл устроили публичный диспут. В конце концов в марте 1551 года было достигнуто формальное соглашение между Карлом и Фердинандом, записанное искусным Гранвелем, в котором оговаривалось, что в случае смерти первого второй будет императором, в то время как Филипп должен быть избран королем Римским и императором после Фердинанда. Ему должен был наследовать его кузен Максимилиан. Таким образом власть над Европой оставалась в руках Габсбургов – хотя и не было очевидно, какой именно ветви рода она будет принадлежать.

В июле Карл написал молодому Максимилиану и его жене Марии, обращаясь к ним как к регентам Испании, обрисовывая наиболее важные моменты, беспокоившие его:

«Флотилия, отправляющаяся в Перу за золотом и серебром, должна отплыть; мы не знаем, когда это случится, но знаем, что любое промедление в этом деле принесет большой вред… Нам пишут из Финансового совета об их проблемах и издержках и о том, сколько денег им необходимо предоставить в этот год – принимая во внимание, что, в дополнение к 200 тысяч дукатов, которые мы позволяем себе брать из перуанского золота и серебра, потребуется еще 500 тысяч для улаживания различных обязательств другого рода»{1308}.

В другом письме высказывалась идея заключить контракт с великим испанским адмиралом Альваро де Базаном на охрану торговых флотилий, посылаемых в Новый Свет{1309}.

Еще до конца года Карл снова упоминает о золоте из Индий – 30 декабря он пишет из Аугсбурга:

«Ла Гаска привез из Перу 200 тысяч дукатов, которыми мы сможем воспользоваться в этом году. 85 тысяч дукатов будут удержаны, и следует принять во внимание тот факт, что издержки составят 91716 дукатов; еще 60 тысяч дукатов вместе с процентами дадут 84200 дукатов, и последняя порция из 20 тысяч дукатов, которые с процентами дадут 20800 дукатов, что в целом означает, что с золота и серебра, привезенного из Перу, мы сможем получить 376000 либо 403570 дукатов…»{1310}

Интерес Карла к деньгам был столь же неизменным, как и его неспособность с ними обращаться. Фактически, в период между 1551-м и 1555 годами испанская корона вывезла из Индий более трех с половиной миллионов песо, а частные лица – еще более шести миллионов{1311}. Карл, зерцало рыцарства и наследник благородных бургундских традиций, проводил часы, корпя над этими цифрами{1312}.