Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соловки в недавнем «Авиаторе» мне очень напомнили Соловки в «Обители». На ваш взгляд историка, описание у Е. Водолазкина – специалиста по русской древности – чем-то отличается от описания у З. Прилепина?
Конечно, Соловки в романах разные. У Прилепина упор на то, что сначала была у большевиков якобы гуманная идея переделать-переучить сидевших, а не сбрасывать их с парохода современности в ледяное море. Во второй половине 80-х, в мою бытность на Соловках, в Савватьево, в бараке, позже сгоревшем, я подцепил ножиком штукатурку и расчистил надпись, сделанную шрифтом заголовка газеты «Правда» – «Советская власть не карает, а исправляет». На меня тут же стукнули местному кгбшнику, и тут же об этом мне и рассказали, но нам уже было плевать в те годы, страха не было, впрочем, и последствий тоже. Надпись сфотографировали, где-то она есть, я знаю. Так вот, советская власть и карала и не исправляла – она убивала осужденных на Соловках, очень немногим чудом удалось выжить. Не благодаря – вопреки, причем идея истребления появилась сразу, другое дело, что поиграть с мышками коту всегда приятно и полезно. Соловки Прилепина – сплошная грязь, но наиболее отвратительны в них два народа – евреи и чеченцы – откуда это взялось? Не из мемуаров точно – в мемуарах сидельцев о том ни слова. Блатная романтика, прорывающаяся во всех текстах Прилепина, плюс не вытравленные рецидивы чеченской войны, мешающие спать? Разбираться в этой грязи неохота, но триллер с мастерски придуманным, и мастерски написанным причащением водой на Секирке, любовь-морковь на фоне чумы – типичный пример построения разудалой облегченной версии истории, никак не соответствующей тому, что сохранено в памяти и в документах. Роман, скажете вы, как хочу, так и пишу, или, чем дышу… Именно, автор дышит перегаром, но никак не историей своей страны.
Роман Водолазкина иной – он писан интеллигентно, мягко, приглушенно – зачем следовало помещать героя на Соловки? А куда ж еще, в это-то время? Только от Соловков – ничего. Память стерта адским льдом… Зато главный историософский вывод – история прошлого проходит через человека, индивида, что запомнил – о том и расскажу, прямо скажем не нова и не особо глубока. Вот и появляются перед нашими глазами открытки периода первой мировой, не в Пушкинском ли доме взяты они с полки? Нечто не главное, неважное, детали, не факты – то, что и фиксирует обыватель. Правда? Похоже на правду, только к чему, о чем роман? По моим прикидкам – ни о чем. Но можно объяснить и по-другому – это ж и есть повседневность истории, это – тренд!.. Так, да не так. Марк Блок в повседневных мелочах стремился найти общее, искал мясо истории, у Водолазкина получилась вода, протекла сквозь пальцы, и ничего не осталось. Но, понимаю, «Авиатор» написан вслед за «Обителью», как бы спорит с ней, но только как бы. Я так думаю.
Мне, честно говоря, понравились оба романа – и я больше понимаю претензии именно к «Авиатору», именно в силу его как бы легковесности. Но легковесность эта столь изящна, действительно мягка и интеллигентна, что мне пришла на ум даже «Машенька» Набокова – тоже, по сути, романтическое произведение, с лишь отдаленным гулом истории, за углом дома влюбленных где-то… Но мы не закончили о деревне, которая, по вашим словам, умирает, с чем, увы, не поспоришь. Повальный алкоголизм, безденежье, безнадежность, «возвращение к первобытным видам труда», деревенские рождаются уже стариками в «Крепости», то есть сплошные «Юрьев день» и «Елтышевы». Но там же проходит мысль, что если давать подъемные кредиты на хозяйство, правильно распределить землю… Это прекраснодушный утопизм главного героя-энтузиаста или же возрождение деревни хотя бы гипотетически возможно? В Европе – да, с финансовой подпиткой от более щедрых государств – крестьяне же не вымирают?..
Впроброс не получится, Александр. Что значит с финансовой подпиткой более щедрых государств? Грецию сравниваете с Францией? Это тема отдельного разговора, и не мы должны об этом говорить, думаю, тут место для специалистов. А так, никакого утопизма. Люди выживают, а не живут, никто ими не занимается, а должно бы. Но я не экономист, я – наблюдатель, и то, что я вижу, меня страшит, и я спешу зафиксировать то, что вижу. Мой деревенский сосед – бездельник и по сути – бомж, жил на две с половиной тысячи в месяц – остаток от пенсии заключенной в дом престарелых матери, пил постоянно и замерз под Новый год в своем доме. Возродить можно все, расчистить наросший лес не проблема, просто это никому не нужно, потому как экономически не оправдано. На Алтае распаханы все поля, там за сотку дерутся, а живут бедно и убого. Поговорку Сталина «кадры решают все» давно переделали – «в кадрах решают все». Людьми, людьми надо заниматься в первую очередь, но здесь по-прежнему «человека берегут, как на турецкой перестрелке». А ведь это – монгольское