«Игру престолов», например), другое – распалить мирное население в угоду моменту. Опасные игры, до добра это не доводит. Но политик живет без учета прошлого, только моментом, строить добро сложней, это процесс постоянный, медленный. Спичку поднести, так просто и эффектно, вспомните детство – все мы были пироманами. Пироман-политик – самоубийца, история знает тому массу примеров. Но, повторю, кому нужна настоящая, честная история?

Василий Авченко:

Тайное имя селедки

Выход книги «Кристалл в прозрачной оправе: рассказы о воде и камнях» владивостокского писателя Василия Авченко стал поводом для разговора о Японии, дальневосточном сепаратизме, коммунизме и мечтах.

Василий, во всех своих книгах вы столько писали о Владивостоке и Дальнем Востоке, что по праву являетесь его почти официальным певцом. А что для вас самое яркое в вашем городе? Те несколько деталей, что вспоминаете вы, что поведаете никогда не бывавшему у вас иностранцу или тому же москвичу?

Мне сложно ответить на этот вопрос именно потому, что я слишком много знаю о Владивостоке. Или даже так: потому что я – его часть. И наоборот. Сложно описывать свои внутренние органы – сердце, например.

Но поскольку надо что-то определённое сказать… Наверное, это стык, граница. Граница суши и моря, Европы и Азии. Пограничная зона. Это многое определяет, даже если мы об этом вовсе не думаем.

А Тихоокеанская республика из вашей совместной с И. Лагутенко книги «Владивосток 3000», базирующаяся в свободном, процветающем и прекрасном Владивостоке, – это же не совсем утопия, чуть больше, чем мечта, правда?

И утопия, и мечта… Или просто метафорическое изображение действительности – но только одной её стороны, светлой, идеальной. Есть, разумеется, и другая сторона. И она там у нас тоже показана. Книжка – о единстве и борьбе этих противоположностей. Кое-кто увидел в ней манифест дальневосточного сепаратизма – но это, конечно, чушь.

Интересно ещё то, что либо мы с Ильёй предсказали какие-то вещи, либо их запрограммировали, либо нас прочитал кто-то из принимающих решения. Многие вещи, придуманные нами, уже стали реальностью. Во Владивостоке появились мосты, Владивосток стал свободным портом. В Приморье ввели региональный орден Морской звезды. У нас упомянута киностудия имени Юла Бриннера – теперь губернатор говорит и о киностудии. В нашей книге бесплатно дают морской надел каждому гражданину Тихоокеанской республики – а теперь мы видим, что начинается история с «дальневосточным гектаром», пусть мутноватая… Ну и так далее. Так что – да, больше, чем мечта. Мечты иногда сбываются. Вот и говори после этого, что большие чиновники не прислушиваются к литературе. Надо быть поаккуратнее со словами, а то они воплощаются с подозрительной буквальностью. В следующий раз буду мечтать предельно осторожно и продуманно.

С сыном Юла Роком я делал первое в своей жизни интервью – он, как я знаю, частый гость во Владивостоке… Спросил еще и потому, что в «Правом руле» вы говорите и о негативном аспекте дальневосточной идентичности – том действительно сепаратизме, к которому может привести восстание в результате запрета японских машин. Вы часто пишете, что сожалеете о распаде СССР, вашей настоящей родины [184] и говорите о том, что мечтали бы о новой великой стране – «новой Российской империи, втором СССР, четвертом Риме» («Правый руль»). Это тоже утопия – или еще что-то можно сделать, не только надеяться?

Да, Рока во Владивостоке знают, кажется, все. Недавно он представлял у нас русское издание своей книги «Империя и Одиссея» о четырёх поколениях семьи Брин(н)еров – рекомендую.

Думаю, предпосылок для возникновения дальневосточного или сибирского сепаратизма сегодня нет, это такой же миф, как китайская якобы экспансия на российском Дальнем Востоке.

Что касается СССР – дело не только в том, что это моя родина, а в том, что – при всех оговорках и расхождениях практики с теорией – это было общество, построенное на стремлении к справедливости, на стремлении вверх (во всех смыслах – от добра в человеке до космоса). На уважении к труду, к большому делу, к познанию, к созиданию. На идее счастья (или достойной жизни, или возможности реализоваться) для всех, а не только для избранных. На принципах, близких – несмотря на внешний, формальный атеизм советского общества – к христианскому пониманию природы человека. Это был вызов тому порядку вещей, который тогда считался общепринятым, да и сейчас многими считается таковым – имею в виду капитализм, рынок, буржуазные ценности и всё такое. Вообще СССР – понятие не менее разнородное, чем Дальний Восток: есть Чукотка, есть Приморье, есть Якутия, есть Сахалин, всё – разное… Так и тут: есть СССР 20-х, а есть СССР 80-х, а между ними – ещё несколько СССР-ов, и нужно понимать, что именно мы имеем в виду, говоря «СССР» или «советский человек». Не выношу высокомерно-пренебрежительного «совок», не терплю пинков мёртвого льва, которые продолжаются и сейчас, спустя четверть века после распада Союза, что позволяет думать, что советская идея жива, иначе она не раздражала бы столь многих. Да и чисто с точки зрения «эффективности», «успешности» и «конкурентоспособности», столь превозносимых идейными противниками советского строя, СССР был обществом выдающимся, бесподобным, титаническим. Это было сложное общество, не сводимое к одномерным картинкам с любым знаком, его нужно изучать, осмыслять, как это делали, например, Александр Зиновьев или Сергей Кара-Мурза. Но в этом деле – в уровне осмысления, в интеллектуальной добросовестности – у нас огромные провалы. Почему-то многие говорят о будто бы уже произошедшей реставрации СССР, не умея или не желая отличить внешнюю, символическую сторону (михалковский гимн, патриотическая риторика, фактическая однопартийность…) от внутренней сути. Фактически, несмотря на всю эту словесную маскировку, в стране продолжается ультрарыночная, антисоветская по существу политика – прежде всего экономическая, социальная. Распределение благ – материальных и нематериальных – происходит по правилам самого дикого капитализма, примерно как в книжке Носова «Незнайка на Луне». Ну и так далее. Нужно же отличать Аркадия Гайдара от Егора Гайдара, Косыгина от Медведева, авианесущий крейсер ТОФ «Минск», в 90-е проданный китайцам на гвозди, от яхты Шувалова.

Вышесказанное не значит, что «мне в СССР всё нравится» и «я хочу его вернуть». Не следует упрощать и передёргивать.

Так вот, отвечая на ваш вопрос: надеюсь, не утопия. Другое дело, что новая Российская империя (или новый Советский Союз, как угодно) должны соответствовать новым историческим условиям. Ничего нельзя механически вернуть, восстановить. Но есть определённая преемственность. Возникают новые формы, новые воплощения каких-то устойчивых идей – уже на очередном витке диалектической спирали.

А китайская экспансия на Дальнем Востоке действительно миф? Нам «на Западе» (как вы в своих книгах называете все, «что за Уралом») в любом случае видно хуже, чем вам