Кэя, и король Артур в отместку за своего молочного брата снес императору голову. Этот славный удар привел к полному разгрому Римлян. Артур уже намерен был воцариться в Ганне, когда весть об измене Мордреда вынудила его поторопиться с возвращением в Великую Бретань.

Королева ожидала его прибытия с величайшей тревогой. Если он покарает Мордреда, он едва ли поверит в ее невиновность, он заподозрит, что она могла уступить притязаниям узурпатора; если же король будет разбит, ей придется выйти замуж за ненавистного Мордреда. Чтобы избегнуть этой двойной опасности, она укрылась в одном аббатстве; но аббатиса не решалась принять ее в число своих монахинь, боясь гнева короля Артура или короля Мордреда[376].

Гавейн умер от последствий раны, нанесенной ему Ланселотом. Он пожелал, чтобы его похоронили в одной гробнице с Гаретом, с такой надписью: «Здесь покоится Гавейн, коего убил Ланселот, нанеся Гавейну обиду». Перед смертью он указал, чтобы Ланселота просили посетить его могилу.

В великой и решающей битве у Салебьера (Солсбери) погибают Галегантен, Ивейн Уэльский, Сагремор и последние соратники по Круглому Столу. Мордред, повергнув наземь смертельно раненного короля, первым испускает дух. В живых остались только Лукан-бутельер и Грифлет, сын До. Артур, найдя в себе силы подняться, хочет уйти прочь с роковой равнины. Ему удалось добраться до Черного аббатства; там в порыве отчаяния он прижал Лукана к груди с такой силой, что раздавил ему грудь, и тот рухнул бездыханный[377]. Грифлет еще провожает своего короля до берега моря. Но Артур, не сочтя его достойным носить после себя славный меч Эскалибур, приказывает пойти и бросить его в ближайшее озеро. По дороге Грифлет раздумывает, как жаль потерять такой чудесный клинок, и решает подменить его своим, а Эскалибур положить под дерево. Он возвращается и говорит королю, что сделал все, как он пожелал.

– Но не видел ли ты, – спрашивает Артур, – некоего движения в волнах, чего-то нового?

– Нет, – ответил Грифлет.

– Так ты не сделал того, что я тебе приказал? Вернись и на сей раз брось в озеро мой славный меч: после меня никто не должен им владеть.

Грифлет и во второй раз не может решиться выполнить полученный приказ; и когда он возвращается доложить королю, что меч теперь на дне озера, король спрашивает:

– Не видел ли ты чего-то нового на глади озера?

– Нет, сир король, я ничего не видел.

– Тогда ты не исполнил мою волю. Неверный и лживый вассал! Ты меня обманул. Возвращайся и думай о том, чтобы заслужить себе прощение.

Когда Грифлет вернулся, он сказал:

– Сир, как только я забросил в озеро этот славный меч, я увидел, как из толщи воды поднялась ладонь, потом вся рука, и она трижды взмахнула Эскалибуром, прежде чем погрузиться обратно вместе с ним и уже не показываться.

– Хорошо. Теперь проводи меня на берег.

И когда он туда подошел, он велел Грифлету оставить его одного. Грифлет медлил уходить и непрестанно оглядывался: вскоре он увидел, как причалило судно, откуда сошли несколько прекрасных дам, одетых в белое, во главе с Морганой, сестрой Артура. Они окружили короля, ослабшего до крайности, и перенесли его в свой челн; затем по знаку феи судно быстро удалилось, и Грифлет потерял его из виду.

Он с грустью вернулся в Черное аббатство, где и закончил свои дни, успев увидеть, как феи пришли обустроить там гробницы Лукана и короля Артура[378]. Как только Ланселот узнал о роковой гибели Артура и о коронации сына Мордреда, он переплыл из Галлии обратно в Великую Бретань. Первым делом он осведомился о королеве: она почила, перед этим заслужив раскаянием отпущение своих прежних грехов. Вслед за этим Ланселот дает бой двум сыновьям Мордреда. Старший, Мелиан, убивает Лионеля, за которого мстит Богор. После смерти сыновей узурпатора Ланселот удаляется в старинную обитель, где находит Блиобериса и архиепископа Кентерберийского и где к нему присоединяются Гектор Болотный и Богор. Все они принимают монашеский сан и в святости оканчивают жизнь, дотоле посвященную мирской суете. Ланселот перед смертью пожелал, чтобы его тело перенесли в Оплот Радости и похоронили рядом с Галеотом.

«Здесь завершает мэтр Мап историю Ланселота; и излагает свою книгу с такою полнотой, что после него никто не смог бы о том рассказать, не солгав». (Рук. 123).

IV

Теперь, прежде чем расстаться с моими столь редкими читателями, я попросил бы у них позволения представить новые соображения (возможно, последние) об исходном порядке следования наших Романов Круглого Стола. Сколько раз эти романы приводили мне на ум второй терцет Божественной комедии:

Ahi! Quanto a dir qual era cosa dura,

Questa selva selvaggia ed aspra e forte

Chen el pensier rinnuova la paura…

[Каков он был, о, как произнесу,

Тот дикий лес, дремучий и грозящий,

Чей давний ужас в памяти несу!

(пер. М. Лозинского)]

В самом деле, вот уже немало времени я прилагаю величайшие усилия, чтобы не заблудиться в этом лесу, не то чтобы непроходимом, но, по крайней мере, доныне не пройденном.

Я углубился туда впервые в 1836 году[379] и с самого начала признал приоритет больших романов в прозе перед поэмами Кретьена де Труа. Я даже продвинулся немного далее и пока еще неуверенным шагом подступил к хронологическому порядку их сочинения. Я набросал его так:

Святой Грааль,

Мерлин,

Артур,

Ланселот,

Поиски Грааля,

Тристан.

Тридцать лет спустя, в 1868 году, я имел смелость заявить[380], что Робер де Борон, или Боррон[381], который, как считалось, совместно с Готье Мапом сочинил Святой Грааль, Ланселота, Поиски Грааля и Смерть Артура, скорее всего, никогда не был знаком с Готье Мапом и написал только поэму Иосиф Аримафейский.

Затем, в 1872 году, на основании одного отрывка из хроники Сенона, составленной в последние годы двенадцатого века Ришером, монахом этого аббатства, я пояснил[382], как Робер де Борон мог сочинить свою поэму недалеко от Муайенмутье, где покоилось тело богоугодного евангельского декуриона, прежде чем его перевезли в английский монастырь Гластонбери.

Но этого было мало: оставались еще большие пробелы в истории написания этого знаменитого цикла об Артуре или о Круглом Столе, и ныне я намерен довершить то, что без особой скромности назову своими открытиями. Это, по существу, последняя возможность исправить неточности и ошибки, которых я не избежал в ходе этих изысканий. Может быть, по