Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь есть реальные представители «Юнца и Папика», засевшие в углу. Только папик в три раза старше своего алчного спутника. Наши с ним взгляды встречаются, и он посылает приветственный сигнал. Ну, нет, чел. Моя любовь настоящая.
Остальные посетители заняты своим ужином.
Мы двигаемся, плывём среди столиков и роскоши (слово, которое богачи никогда не употребляют). У меня есть воспоминания о том, что мы были в подобном месте с мамой. Возможно, даже в этом же ресторане. Дети тут редкость, но маме было плевать на мнение людей, поэтому она легко могла привести сюда пятилетнего меня и накормить отменной дрянью. И может мы были с кем-то. С кем-то из её ухажёров. Да, помню, что нас было трое. Но не помню кем был её спутник.
— Ты же понимаешь, что это свидание? — я решился на этот вопрос лишь в своей голове, так и не превратив его в звук.
Мы сели друг напротив друга. Тёплое освещение, бело-золотые скатерти и стулья, обитые дорогой тканью. Прольёшь брусничный соус — всему конец.
Я старался не улыбаться слишком долго, и уж тем более не смотреть на политика, словно он — самое дорогое и восхитительное блюдо из всех предложенных в меню. Но он был только в моём меню. И это меня успокаивало.
— Ты, кончено, возьмёшь стейк «Вагю». — сказал я, глядя на лист из хорошей богемной бумаги, что не отсвечивает лампы.
— Почему ты так решил? — интересуется Холмс, и его взгляд скользит вниз, примерно туда, где расположено название блюда.
— Ты как-то упоминал, что переносишь лишь мраморную говядину. — припомнил я, манерно переворачивая листы. — У меня это отложилось в памяти, потому что тогда я подумал, что ты самый настоящий сноб с серебряной ложечкой в… — я дождался пока наши взгляды встретятся, чтобы для приличия передать ключевое слово без слов.
Лёгкая улыбка Майкрофта может показаться надменной, потому что разница мизерная. Но сейчас он не был надменным. Его тоже, похоже, забавило, что мы с ним сидим в этом месте.
— Очень познавательно, Эдвард. — произнёс политик и вернулся к меню. — Да, пожалуй я возьму именно «Вагю».
Мы обменялись «любезными» улыбками. Это начинало походить на игру. Мне понравилось притворяться тем же снобом, поэтому я с лицом критика принялся изучать оставшееся меню. Как только мне на глаза попалась винная карта, я кое-что вспомнил и вышел из образа.
— Чёрт. — довольно громко произнёс я.
— В чём дело?
— У меня же печень разваливается. — негодующе сказал я. — И с алкоголем можно попрощаться.
Майкрофт с лёгким злорадством хмыкнул.
— Даже больше. Никаких жареных, копчёных, острых блюд. И десертов.
— Господи! — я выронил меню и схватился за волосы. — Ты привёл меня сюда, чтобы наслаждаться моими мучениями?!
Политик распрямился.
— Нет. — уже без тени ехидной улыбки возразил он. — Я привёл тебя сюда, потому что это единственный ближайший ресторан, где есть молекулярная кухня.
Я скривился. Ох, убейте. Мне плевать на изысканные гребешки каких-то там кальмаров с экстрактом мега-супер розмарина. Я так не наемся. И какая польза?
— Не вредничай. — вдруг сказал Холмс.
Я тут же покраснел, потому что он прозвучал как мой отец или мать. Или дядя. Или любовник. Всё вместе.
— Это полезно. Овощи сохраняют свои витамины, в отличие от того, когда их готовят обычным путём. И лактат кальций тоже не повредит. — объяснил мне Холмс.
Я всё равно насупился.
— Сделай хоть что-то для себя необычное. — в добавок повторил мои слова политик.
— Уже две недели как делаю. — я позволил моим губам растянуться.
Мы ухмыльнулись друг другу, и я выкинул все свои сомнения.
— Ладно. Давай свою молекулярную богему.
Официант принял у нас заказ, и всё что оставалось — ждать. Я теребил край узорной скатерти, пытаясь выдумать тему для разговора. Холмс выглядел красиво. В мягком и довольно романтичном свете его глаза казались темнее, а фигура статней. Он сидел прямо, но расслаблено, словно в своём кабинете. Он выглядел как Правительство. И у меня то и дело перехватывало дыхание.
Тяжёлое дыхание и электрические разряды по телу мешали мне думать о чем-то кроме того, как на нём сидит костюм, что он просто невероятный, имеющий власть, заслуженную лишь авторитетом разумного и даже гениального человека. Он может сосредоточиться на всех проблемах страны и немедленно выдать ответ. Снова и снова его слова определяют национальную политику.
Несмотря на то, что он демонстрирует в какой-то степени цинизм, он несколько раз при мне поднимал на уши полицию Лондона, чтобы убедиться, что младший брат в безопасности. Он никогда не подстраивался под того, кто значительно ниже его по шкале умственного развития, но вот мы, я и он, сидим в ресторане, потому что мне нужно сменить обстановку. Это наталкивает меня на мыслишку, что на самом деле Майкрофт не так уж и силён в деле касающемся эмоций. Он кажется тем, кто обладает исключительной степенью самоконтроля, но что, если он просто делает вид? Как и я со своей самоуверенностью.
Я понимаю, что пялюсь на него слишком долго. Он смотрит на меня в ответ. Неловко, но отводить взгляд уже поздно. Только сейчас я вдруг понимаю, что выдал себя с потрохами.
Взгляд Майкрофта, как и он сам, безмятежен. Но я замечаю, как лицо напряжено. Затем он совершает привычные действия: поджимает губы, слегка облизывает их, опускает глаза, немного ёрзает, а затем вновь смотрит на меня.
Моё сердце замирает.
Я не знаю, как описать это озарение. Но у меня создалось впечатление, что какую-то часть вырезали, и вот в моей голове уже неопровержимое: «Он догадался». Я не знал об этом секунду назад, но сейчас я в этом уверен. Словно мне в голову вложили это знание и всё.
Я откидываюсь на спинку стула и становлюсь одним большим красным пятном. Взгляд начинает метаться по помещению, я хочу провалиться сквозь землю. Многие знают это чувство тотальной неловкости. Это неприятно.
— Ты… — я всё-таки хочу услышать подтверждение, поэтому силюсь произнести слова.
— Я знаю. — на выдохе произносит политик, отводя взгляд.
Новая волна жара высушивает мне горло. Хочется выпить литр воды или утопиться в
