– Ах вот как… – На мгновение Линли замолчал. Он притворился, что глубоко задумался, – мужчина, который тщательно взвешивает и оценивает все услышанное. – Вот в этом-то вся ваша проблема, Гэри, – сказал он наконец.

– Не понял.

– В том, что вы знаете, что с девочкой занимались анальным сексом.

– Дрюитт…

– Нет, ни Дрюитт и никто другой. До вчерашнего дня девушка ни одной живой душе не говорила, что это был анальный секс. Ей было слишком стыдно.

– Она должна была сказать…

– Но не сказала. В ее культурной схеме – или, скорее, в схеме ее матери – девственность имеет очень высокую цену. И хотя она была – и до сих пор остается с технической точки зрения – девственницей, она не могла даже помыслить о том, чтобы рассказать кому-то, что с ней в действительности произошло, – частично из-за того, что люди могли подумать, будто она больше не чиста.

– Это все Финн. Я клянусь вам. Это сделал Финн.

– Это ведь именно то, во что вы позволили поверить ЗГК, не так ли? Надо лишь добиться того, чтобы она впала в панику по поводу собственного сына, и тогда все остальное легко организовать: изменение угла наклона камеры наружного наблюдения на участке; звонок в диспетчерскую, достаточно туманный для того, чтобы на него среагировали немедленно; звонок именно из участка, чтобы все выглядело так, как будто вас хотят подставить; и, наконец, звонок сержанту Гандерсон как раз в тот момент, когда произошла цепь ограблений, которыми занялись именно те офицеры, при других обстоятельствах доставившие бы Дрюитта в Шрусбери после звонка ЗГК.

– Говорю же вам…

– Не сомневаюсь. Но когда мы добрались до мобильного Дрюитта, ситуация для вас стала критической, поэтому не оставалось ничего другого, как втянуть в эту историю Финна в качестве человека, насчет которого у Дрюитта были «сомнения». Но Финн Дрюитта совсем не волновал, потому что все улики и вправду были на его стороне. Пока они вдруг не исчезли…

– Я действовал по приказу. По ее приказу. По приказу ЗГК Фриман.

– Возможно. Хотя не думаю, чтобы она приказывала вам насиловать девочку извращенным способом… Сержант! – последнее слово Линли произнес в сторону коридора. В дверь вошла Хейверс, а вместе с ней – два офицера в форме.

– Эти ребята отвезут вас в Шрусбери, Гэри, – сказала сержант. – Там вас ждет прекрасная камера в изоляторе временного содержания.

Королевская больница Шрусбери

Пригород Шелтона, Шропшир

Кловер появилась в палате Финнегана в районе половины десятого, одетая в гражданское.

– Давай я заступлю на дежурство. Тебе надо поспать, – предложила она Тревору.

Прежде чем тот успел ответить, раздался голос Финна: «Мам?»

– Я здесь, милый, – повернулась она к нему. – Папа поедет домой, чтобы поспать, но кто-то из нас все время будет с тобой, пока мерзавца не возьмут под стражу.

С того самого момента, как Кловер вошла в палату, Тревор чувствовал, что ему не по себе. Ему не хотелось уезжать.

– Думаю, я еще немного посижу, – сказал он.

– В этом нет необходимости, – заметила Кловер. – Теперь, если кто-то захочет поговорить с Финнеганом, им придется иметь дело со мной.

– Это ты про копов? – Финн говорил тем же сонным голосом, что и ранним утром.

Кловер села на стул, с которого только что встал Тревор.

– Они захотят допросить тебя официально, – сказала она, наклонившись к сыну. – Если только уже не успели поговорить с тобой… Или нет? О том, что произошло вчера? Или о чем-то еще?

Финн смотрел не на нее, а скорее в потолок. Однако теперь он повернул голову, и мать смогла рассмотреть, насколько пострадало его лицо. Опухшее, поцарапанное, с зашитыми ранами, оно напоминало физиономию призового бойца.

– Что? – переспросил Финн.

– Они могут захотеть допросить тебя насчет того, что произошло зимой, – сказала ЗГК. – Если они начнут… Если они вспомнят… Но я останусь с тобой, так что не будем волноваться раньше времени. Однако, может быть, они уже успели поговорить с тобой? Ты так и не ответил на мой вопрос. – Тут она повернулась к Тревору: – Он же не говорил еще с полицией, да? Эта женщина из Скотланд-Ярда не смогла вчера добраться до него?

– Скотланд-Ярд? – переспросил Финн.

– Мама волнуется, что тебе пришлось еще раз пообщаться с детективами из полиции Метрополии, – объяснил Тревор. – Или с кем-то еще из полиции.

– Но ты же сам сказал… Им нужны будут мои показания…

– Я не о том, что произошло вчера, Финн, – сказал Тревор. – Я о другом. О том, о чем мы с тобой говорили ночью.

– Ночью? – Юноша сощурился, словно свет из окна мешал ему.

– Мы говорили о девушке… в Тимсайде… об изнасиловании, – напомнил ему Тревор. Он почувствовал взгляд Кловер, но не посмотрел на нее.

– А что… была девушка, папа? Динь не было дома, когда появился этот мужик. По крайней мере… я не думаю…

– У тебя проблемы с памятью, Финн. Сейчас она нечеткая, но доктор говорит, что со временем она восстановится.

– Значит, сейчас он ничего не может вспомнить… – негромко заметила Кловер, и Тревору показалось, что он услышал облегчение в ее голосе.

– Детективы из Метрополии захотят поговорить с тобой о девушке, которая отключилась у вас в доме в декабре. Мама этого не хочет, потому что девушку, очевидно, изнасиловали.

Кловер выпрямилась на стуле.

– Тревор, ты не должен… – начала она.

– Мама хочет, чтобы ты ни с кем не обсуждал того, что произошло в декабре, – прервал ее Тревор. – Потому что это может в конце концов выйти тебе боком. А это значит – по крайней мере, я так думаю, что она не хочет, чтобы ты рассказывал полиции о вчерашней попытке убить тебя.

Кловер, отойдя на шаг от постели, произнесла:

– Надо поговорить, Тревор.

Но прежде чем она вывела его в коридор, где, вне всякого сомнения, хотела с ним «поговорить», раздался голос Финна:

– Но… кто… насиловал… Ма?

– Вот результат твоей дури. – Голос Кловер был негромким, но свирепым.

– Тебе придется постараться вспомнить, – сказал Тревор сыну. – Все, что сможешь, о той ночи в декабре.

– Это невозможно. Он не может помнить, – прошипела Кловер. – Доктор сказал, что его память какое-то время будет нарушена.

– Но попытаться он должен, не так ли?

– Он должен ничего не говорить. Никому. С этим все понятно, Тревор?

– Папа… мама…

Фримана-старшего вдруг поразило, как по-детски звучит его голос. И не только голос. Каким ребенком выглядит сын в кровати с забинтованной головой и полными слез глазами… Казалось, что он прилагает сверхусилия, чтобы не разрыдаться в присутствии родителей.