Регулярно получая известия о тебе, я несказанно радуюсь твоим успехам и достижениям, ибо мне доподлинно известно, что ты являешься весьма уважаемой особой, возглавляешь синагогу в Тивериаде, сведуща в Писании и традициях и прославилась своим милосердием. Памятуя об этом, я молю тебя распространить упомянутов милосердие и на меня, твою мать.

Не будь жестокосердна. Я не могу слишком долго ждать, в надежде хотя бы раз, напоследок, увидеть твое лицо. Много воды утекло с того дня шестьдесят лет назад, когда мне пришлось покинуть тебя. И мы должны понять суть случившегося в тот день, ибо без этого мы так и не сможем понять друг друга. С обеих сторон были допущены прискорбные ошибки, последствия которых как и свои личные недостатки, нам необходимо преодолеть. Я пишу это с горечью и свою вину признаю всем сердцем. Сейчас у меня в руках текст проклятия, наложенного на «назарян», как вы нас называете, который должен быть зачитан во всех синагогах. Вот что там говорится:

«Да не будет надежды и благодати отступникам, и да выкорчуешь Ты сие царство гордыни духа во дни жизни нашей, и да сгинут назаряне и еретики по воле Твоей. Да будут вычеркнуты они из книги жизни, и да не причислятся к сонму праведных. Благословен будь, о Господь, смиряющий самонадеянных».

Я слышала также, что по велению синедриона молящимся в синагоге предписано хором повторять проклятие, всякий же, кто попытается промолчать, подлежит изгнанию, а упорствующий — отлучению.

Но почему вы считаете нас врагами? В чем причина того, что между нами пролегла пропасть? О, как опечалило бы это Иисуса! Да, я знаю, что само это имя для тебя ненавистно, но знаю также, что оно должно вызывать у тебя интерес. Хотя бы простое любопытство — кто же он, этот человек, собравший вокруг себя верных последователей и ставший причиной твоей личной утраты?

Поэтому умоляю тебя, прочти историю, которую я прилагаю к этому письму. Я работала над ней много лет, чтобы сохранить подлинное свидетельство о происходившем в те дни, вопреки несовершенству человеческой памяти, из коей многое слишком быстро стирается, и вопреки исчезновению письменных хроник. Двадцать лет назад, когда пал Иерусалим, многие и многие скрижали, где были запечатлены вехи нашей истории, погибли безвозвратно. Храм — сам храм! — разрушен. Слава народа нашего попрана и уничтожена римлянами. Бесценные хроники погибли в огне, превратились в пепел, как и многое другое. Из обреченного города бежали как христиане, так и иудеи. Некоторым из нас удалось спастись — но как многого мы лишились!

Сейчас в живых остались лишь я и Иоанн. Петр погиб в Риме, Иаков, сын Зеведеев, был обезглавлен спустя девять лет после то го, как нас покинул Иисус. Остальные рассеялись по миру и ныне уже умерли. Кроме нас, первых, были и другие, следовавшие за ним, но и они ушли. Лишь мы с Иоанном, иссохшие от старости как саранча, продолжаем жить.

Люди приходят к нам, пускаются в паломничество, чтобы спросить: как это было? И мы, изо всех слабых сил, что у нас еще остались, стараемся поведать им истину. Однако говорить с каждыv отдельности становится все труднее и труднее.

Вот почему я записала все это — все, что я знаю и могу вспомнитъ — дабы это знание пережило меня.

Итак, вот что случилось после возвращения к нам Иисуса, как это помню я.

Свидетельство Марии, прозванной Магдалиной

Иисус вернулся! Иисус снова предстал перед нами. Вот что было главным и самым важным. Ведь он умер. Я своими глазами видела его мертвым. А потом я, первая из всех, снова увидела его живым. Он явился мне в саду, а уж потом, ближе к ночи, показался и перед прочими учениками. Мы дрожали от страха за запертыми дверьми, боясь, что нас выследят.

Он пришел к нам и заверил, что все хорошо и он жив. Один из нас, Фома, не был в доме в ту ночь, и, когда мы рассказали ему, он посмеялся над нами. Но Иисус вернулся и убедил его в том, что это он, тот, кто был распят, но чудесным, непостижимым образом вернулся к жизни. Фома не поверил даже собственным глазам и ушам и, лишь ощупав Иисусовы раны, почувствовав пальцами его плоть, воскликнул:

— Господь мой и Бог мой!

— Фома, ты поверил, потому что увидел меня? — тихо спросил Иисус. — Блаженны же не видевшие и уверовавшие.

Вот почему я стала записывать все, что происходило с нами, начиная с этого момента. Минет время, придут новые поколения, не видевшие его, и они должны знать о том, свидетелями чему довелось стать нам.

Воскреснув, Иисус проводил с нами не слишком много времени. За какие-то четыре дня, пролетевшие как миг, он появлялся среди нас неоднократно, но не находился постоянно, как бывало прежде, когда он ел, спал и беседовал с нами. Теперь же он представал перед нами неожиданно, в любое время, как будто проверяя. Как правило, мы занимались обыденными делами: ловили рыбу, готовили еду, прогуливались — и вдруг, нежданно-негаданно, он оказывался среди нас.

Иисус дал нам несколько указаний на будущее. На нас была возложена обязанность распространять свет его учения повсюду, далеко за пределами Израиля, но при этом нам надлежало оставаться в Иерусалиме до тех пор, пока не произойдет нечто важное. Что именно — он не говорил.

Мы радовались каждой минуте, проведенной с ним, наслаждались этим драгоценным временем, но при этом никто не осмеливался обратиться к нему с терзавшими нас вопросами. Надолго ли он останется с нами? Сможем ли мы приблизиться к нему? И как будем обходиться без него? Эти жгучие вопросы требовали ответа, он же лишь убеждал нас: однажды случится то, что откроет нам глаза и положит конец сомнениям, и в определенном смысле он пребудет с нами всегда. Мы внимали его словам, но не понимали их.

И вот однажды, солнечным летним днем, Иисус вновь появился среди нас. Как ни странно, мы уже привыкли к тому, что он возникает ниоткуда, и больше не пугались. Он снова заговорил о нашей миссии, заверил в том, что всегда пребудет с нами. А потом стал прощаться, сказал, что уходит, и не так, как когда шел на крестную смерть, а по-настоящему.

О, к тому времени Иисус выучил нас как следует. Никто из нас не ударился в слезы, не кинулся ему в ноги с мольбами, не пробовал возражать. Я не вцепилась в него, пытаясь удержать, как бы я того ни желала. Мы старались вести себя так, как он хотел.

— Идемте, чада мои, друзья мои, братья и сестры, — молвил он, увлекая нас за пределы города, снова к горе Елеонской.

Мы прошли Гефсиманским садом, поднялись по склону мимо нашего прежнего убежища и наконец взобрались на самую вершину.

Внизу под нами раскинулся Иерусалим, дивный, как творение великого художника, вновь явивший нам свою бессмертную красоту и величие. Иисус собрал нас вокруг себя и произнес:

— Вы свидетели всего, что произошло. Вам ведомо мое послание, ибо вы внимали мне с самого начала. Теперь я посылаю вас учить других. Но не отлучайтесь пока из Иерусалима, ждите обещанного от Отца моего! — Затем он, по очереди, взял каждого из нас за плечи и обнял, приговаривая: — Помните, я буду с вами всегда, до конца времен.