Наконец фигурка добралась до порога созвездия. Исполненная скрытой угрозы, постичь которую астролог был не в силах, она, казалось, ждала, когда сквозь затянувшуюся ночь проступит серая рассветная дымка. Изнуренный долгими изысканиями и ночными бдениями, Нушаин уснул в кресле, и никакие сновидения не тревожили его; Музда берег сон хозяина, а посетителей в тот день не было. Так прошло утро, прошел день и наступил вечер, а астролог все спал.

Проснулся Нушаин вечером от громкого и тоскливого собачьего воя, доносившегося из дальнего угла комнаты. Не успев открыть глаза, он в некоторой растерянности ощутил аромат прогорклых специй и резкую вонь едкого натра. Затем сквозь смутную пелену сна увидел в свете желтоватых свечей, зажженных Муздой, высокую, напоминавшую мумию фигуру, молча стоявшую рядом с ним. Голова, руки и туловище мумии были плотно обмотаны темно-коричневыми бинтами, но вниз от бедра покровы были распущены, и мумия словно занесла вперед иссохшую ногу.

Ужас захлестнул Нушаина, когда до него дошло, что фигура в погребальных покровах, будь то труп или призрак, в точности повторяет позу странного иероглифа, что двигался от созвездия к созвездию по карте его судьбы.

Из плотных покровов донесся неразборчивый голос:

– Приготовься, о Нушаин, ибо я – первый из проводников в том путешествии, что предначертано тебе звездами.

Съежившись от страха, Ансарат продолжал завывать под хозяйской кроватью, но теперь астролог заметил рядом с ним Музду. И хотя Нушаина терзал холод, словно в присутствии неминуемой смерти, а само видение он и вовсе принял за старуху с косой, он встал с кресла с приличествующим астрологу достоинством, которое сохранял, несмотря на все жизненные превратности. Он позвал Музду и Ансарата, и те подчинились и вылезли из-под кровати, хотя от мумии явно пребывали в ужасе.

Встав рядом с товарищами по несчастью, Нушаин повернулся к гостю.

– Я готов, – сказал астролог почти не дрожащим голосом. – Но я бы не отказался взять с собой кое-что из вещей.

Мумия покачала перебинтованной головой:

– Не бери ничего, кроме гороскопа, ибо только его сохранишь ты в самом конце.

Нушаин наклонился над столом, на котором лежал гороскоп, но прежде, чем свернуть папирус, заметил, что иероглиф с мумией исчез. Можно было подумать, что нарисованный символ, переместившись поперек его гороскопа, материализовался в фигуре проводника. Однако на нижнем поле по диагонали от Большого Пса виднелся новый иероглиф цвета морской волны, изображавший водяного с хвостом, как у карпа, и наполовину человеческой, а наполовину обезьяньей головой; из-за спины этого тритона выглядывал черный иероглиф в виде маленькой барки.

На мгновение удивление пересилило страх, и Нушаин аккуратно свернул папирус и сжал в правой ладони.

– Идем, – сказал проводник. – Времени мало, а тебе еще предстоит преодолеть три стихии, что охраняют жилище Вергамы от нежданных гостей.

Слова мумии до некоторой степени подтверждали догадку астролога, но тайну его судьбы не прояснял намек на то, что он войдет – предположительно в конце путешествия – в таинственный дом того, кого звали Вергамой и одни почитали самым скрытным из богов, другие – самым загадочным из демонов. В землях Зотики о Вергаме ходили противоречивые слухи и небылицы, но все единодушно приписывали ему почти абсолютное могущество. Никто не знал, где находится его обитель, но веками и тысячелетиями люди входили в его дом, чтобы никогда не вернуться.

Нушаин часто поминал Вергаму, ругаясь или клянясь, как свойственно людям. Но теперь, услыхав это имя из уст жуткого гостя, астролог исполнился самых мрачных предчувствий; впрочем, он постарался подавить их и с легким сердцем подчиниться воле звезд. С Муздой и Ансаратом за спиной астролог последовал за шагающей мумией, которой почти не мешали волочащиеся сзади погребальные покровы.

С сожалением бросив прощальный взгляд на разбросанные книги и папирусы, Нушаин спустился по лестнице с чердака и до самого первого этажа. От обмоток мумии как будто исходило слабое свечение – другого света не было, а в доме повисла странная тишина и темнота, словно жители ушли или умерли. С городских улиц не доносилось ни звука, и Нушаин видел только, как за окнами, выходящими на освещенную улицу, сгущается тьма. Ему показалось также, что лестница изменилась, ступени стали шире и вывели его не во внутренний двор, а, коварно нырнув в непредвиденный затхлый подвал, углубились в грязные, унылые, воняющие селитрой коридоры.

Самый воздух здесь был пропитан смертью, и сердце Нушаина упало. Повсюду, в затененных склепах и глубоких нишах, он ощущал присутствие бесчисленных мертвецов. Ему чудилось, он слышит печальный шелест потревоженных погребальных покровов, вздохи окоченевших тел, сухое клацанье зубов в безгубых ртах. Но тьма была непроглядной, и астролог видел только светящийся силуэт проводника, который уверенно шел вперед, словно был у себя дома.

Нушаину казалось, что он движется сквозь бесконечные катакомбы, где смерть и разложение обитают с начала времен. Позади он слышал шарканье Музды и время от времени тихое подвывание Ансарата, поэтому знал, что эти двое верны ему. Вокруг вместе со смертоносной сыростью сгущался ужас; с отвращением живой плоти астролог сторонился своего мумифицированного проводника и тех других, что разлагались в бездонном мраке.

Отчасти чтобы подбодрить себя звуком собственного голоса, Нушаин принялся расспрашивать мумию, хотя язык прилипал к гортани, как у парализованного.

– Неужели сам Вергама повелел мне отправиться в это путешествие? Зачем он призвал меня? И в какой земле находится его жилище?

– Тебя призвала твоя судьба, – ответствовала мумия. – И в конце, но не раньше назначенного часа, ты узнаешь зачем. А что до третьего вопроса, то, если я назову местность, где дом Вергамы скрыт от посягательств смертных, ее название ни о чем тебе не скажет, ибо земля эта не нанесена ни на земные, ни на звездные карты.

Двусмысленными и тревожными показались Нушаину эти ответы, и по мере того, как он углублялся в подземные склепы, им овладевали ужасные предчувствия. Поистине мрачна, думал он, цель моего путешествия, раз первый его отрезок увлек меня так глубоко в царство смерти и разложения; и разве можно верить тому, кто прислал мне проводником сморщенную мумию, облаченную в погребальные покровы?

Пока он почти до исступления задавался этими вопросами, уступчатые стены подземелья озарились смутным заревом, и вслед за мумией астролог вступил в склеп, где черные смоляные свечи в потускневших серебряных подсвечниках горели вокруг огромного одинокого саркофага. На крышке и стенках саркофага Нушаин не заметил ни рун, ни скульптур, ни иероглифов, однако, судя по размеру, внутри лежал гигант.

Мумия без остановки проследовала насквозь, однако Нушаин, увидев, что впереди одна кромешная тьма, отпрянул, не