кто такая Лили, и почему она должна изменить свою судьбу, но сказки для нее я выучил почти наизусть.

— Вставай! Почти приплыли! Вставай, отребье!

Вместе с этим раздался гулкий удар по металлу, и, вздрогнув, я открыл глаза, пытаясь понять, где нахожусь. Солома, постеленная на полу, как в хлеву, исколола всю спину, грязная изорванная одежда прилипла к ранам плотной коркой, и каждое движение приносило боль, норовя сорвать единственную защиту от нового кровотечения.

— Целестия! Хоть посмотрите, как нормальные люди живут.

Смотритель вновь ударил тростью по решетке и, удостоверившись, что я проснулся, пошел к остальным пленным.

— Сомневаюсь, что нас вывезут на экскурсию.

В горле неумолимо пересохло, хотелось есть и спать, тело ныло от кандалов на запястьях. Я впервые пожалел, что не умер, что не отправился на перерождение, а застрял здесь, на светлом корабле, как трофей или животное. Радовало лишь то, что у светлых не было рабства, но даже так я не надеялся на благосклонность судьбы. Для чего бы я им не понадобился, обходиться со мной по-человечески они явно не планировали.

Корабль покачнуло, наверху на палубе послышалась возня. Приехали.

Мою клеть с ограничивающими рунами вытянули в общий проход для разгрузки, и уже тут я заметил, что был на борту не один. Рядом со мной оказались еще трое пленных, но в лицо я знал лишь одного, стихийника, что должен был помогать Эребу. Где сам Эреб догадываться не приходилось, я лишь понадеялся, что Аван была достаточно далеко и смогла защититься или бежать.

— А ну, взяли!

Длинная цепь, коей связали клетки, натянулась и вытащила нас на свет, больно резанувший по глазам. Зажмурившись, я попытался уткнуться лицом в колени, но раны тут же немилосердно заболели, и пришлось ограничиться ладонями, закрывающими веки. Нос тут же защекотал запах металла, крови и земли с кандалов.

— Вы посмотрите, какие стеснительные! А ну, убрали руки! Или вас так смущает величие Санктума?

По рукам прошел небольшой разряд магии, заставляя отдернуть их от лица. Глаза заслезились, и, даже стараясь проморгаться, я не видел ничего, кроме мутной пелены белого света. Клети затащили в повозки, послышался новый голос среди надсмотрщиков.

— Королева просила проехать к замку мелкими улицами, чтобы не смущать жителей.

— А чо это?

— Эти люди отвратительно выглядят, они будут портить вид.

— В наше время их бы тут же на площади и сожгли на потеху публике, а сейчас… смущают, значит, надо же.

Повозки дернулись, корректируя курс. Лошади зацокали копытами, уводя нас куда-то от корабля и порта, судя по всему, действительно по мелким нелюдимым улицам, так как я не слышал новых голосов и не застал обычного шума города. Все словно вымерли.

Кое-как разлепив глаза, я присмотрелся к домам и заметил чье-то напуганное лицо в окне, девушка, увидевшая меня, быстро задернула штору.

Какая стеснительность.

Надо отдать должное, город действительно показался красивым: с множеством деревьев, цветущих кустов и цветов в аккуратных чистеньких дворах. Плавные линии, обрамляющие карнизы и окна, складывались в узоры, подобные изгибам вьюнов и винограда. Все выглядело мягким и обтекаемым, в противовес угловатым строениям Сомны.

Интересно, какого было бы управлять таким местом.

С одной стороны, сейчас об этом думать было странно и немного неуместно. Я пленник, и прав у меня меньше, чем у свиньи, что ведут на убой.

С другой стороны, знали бы эти люди, что сейчас сторонятся и с отвращением отворачиваются от своего истинного короля, от того, кто по праву рождения должен был занять светлый трон. Забавно было бы увидеть эти просветленные лица в поклонах перед бывшим пленником.

От последней мысли я невольно приосанился. Действительно, пока я жив, я все могу изменить, и сдаваться сейчас глупо. Как бы они не любили Авеля, он лишь лжец и слепец, невидящий и не знающий правды, своей глупостью отравивший весь светлый народ.

Едва я представил лицо брата, искаженное в ужасе понимания, что обязан отдать свое место темному, я засмеялся, и даже боль притупилась, уступая дорогу внутреннему ликованию. Он будет крайне удивлен таким новостям и еще больше тому, как я с ним поступлю, забрав то, что мне принадлежит.

— Безумец, а ну заткнись!

Недовольный голос смотрителя ничуть не расстроил меня и не заставил замолчать, даже наоборот. Кандалы вновь пробило магией, но я ее почти не почувствовал. Мне было слишком смешно, слишком весело, чтобы прерывать такой прекрасный момент. Мысленно я взмолился богам, сохранившим мне жизнь, и поблагодарил их, теперь я понимал, зачем мне дали второй шанс. Я обязан был закончить начатое.

Трость смотрителя ударила по моей клети, отвлекая внимание. Взглянув на него, я невольно улыбнулся.

— Тебя я сожгу на площади одним из первых.

Мужчина отшатнулся и, нахмурившись, оглядел процессию. Вариантов меня усмирить больше не было.

— Совсем крыша поехала.

Плюнув, смотритель оставил меня, вернувшись к остальным стражам, и до конца поездки меня больше не трогали, опасливо обходя. Магия Ньярла наверняка уже развеялась, и я вновь стал похож на их короля.

Мысль о наставнике немного остудила мой пыл. Наставник. Скорее отец, и как бы сильно сестра не была обижена на него, я не воспринимал Ньярла иначе. Я верил, что он поступает правильно, но даже так не представлял, какое испытание нас ждет. Никто во всей Сомне не мог бы представить исхода, при котором Ньярл погибнет, и я сам в глубине души не мог принять эту смерть. Это просто не могло произойти, но нить, объединявшая нас после подтверждения родства, чувствовалась оборванной, и место в сознании, хранимое для моего отца, пустовало.

Впервые за всю свою жизнь я ощутил себя действительно одиноко.

Как же там Аван?

Клети сгрузили в длинные темные подвалы замка, передав нас королевской охране, предоставлять камеры нам не торопились, оставив в широких коридорах под присмотром. На обед достались вода и сухарь, а к вечеру вернувшаяся с новой силой боль и усталость сморили меня, заставив уснуть.

Мне снился конец первого экзамена в Храме и строгий голос Ньярла.

Мы с сестрой, уставшие, но гордые собой, стояли у алтаря, то и дело бросая взгляды на новых питомцев. Волчица Аван небольшая, но крайне упрямая жалась к ноге хозяйки. Мой василиск, свернувшись в кольца, с едва различимым шипением то и дело касался прохладной чешуей моих пальцев.

— Я горд и счастлив видеть ваши успехи, вы стараетесь не покладая рук, но пришло время для еще более сложных испытаний.

Нутром я ощутил, как Аван напряглась при этих словах, и украдкой протянул к ней руку, сжав чужую