– Здесь? По-моему, здесь… Тоби, здесь что?

– Сады «Сентябрь», Роксанна. «Сентябрь – разверзлись хляби»…[46] А это что за молодой человек? Вы, часом, не Шкет?

И его передали с рук на руки.

Ему нравилось.

Лишь полчаса спустя он заметил, что его не подпускают к остальным скорпионам.

Помимо двух, по его прикидкам, дюжин гостей, в поместье собралось еще тридцать с лишним приглашенных из города, в том числе Пол Фенстер, Эверетт Форест (он же Ангора) и (Шкет удивился, заметив его, – привалившись к каменной ограде, тот беседовал с Откровением) Фрэнк.

«Январь» с «Июнем» соединял мостик.

Шкет посмотрел через перила на влажные камни; свет прожекторов поблескивал в прожилке свалявшейся листвы – чистой воды под мостом не было. Внизу по узкой тропинке прошагали Ланья с Эрнестиной.

Эрнестина высказалась в свой бокал:

– Я не знала, что с ними делать, – разве что физически друг с другом сшибить…

Шкет решил, что Ланья его не заметила, но спустя миг после исчезновения она сказала:

– Привет, – за его спиной.

Он отвернулся от перил:

– Трудишься как пчелка.

Поднеся запястье ко лбу, она изобразила страдание:

– По крайней мере, фаза номер один завершена. Почти все понимают, что со всеми остальными возможно поговорить. Ты как? Тебе весело?

– Ага. Они все пришли ради меня. – Тут он ухмыльнулся: – Но все говорят о тебе.

– А?

– Мне уже трое сообщили, какое роскошное у тебя платье. – (Чистая правда.) – Денни молодчина.

– Ты такой лапочка! – Она обхватила его щеки и поцеловала в нос.

По тропе внизу, плечом к плечу – светлые плечи и темные – прошествовали Собор, Калифорния и Шиллинг. Я чувствую, что я за них в ответе, подумал он, припомнив, как она старалась поначалу. И рассмеялся.

Ее платье заполыхало зеленью и лавандой.

Она заметила и спросила:

– А Денни куда слинял? Пошли его поищем.

Они пошли, и поискали, и не нашли, с кем-то поболтали, а потом Шкет опять ее потерял.

С высоких скал… «Октября», гласила табличка на обведенной ржавчиной птичьей купальне, он посмотрел вниз на террасу.

Две женщины, с которыми он не познакомился, а между ними Билл (с которым да) зажали в углу Малыша и с жаром его забалтывали. Малыш очень широко улыбался, подставив бумажную тарелку под самый подбородок. Временами опускал голову – то кивал, то снова и снова загребал еду вилкой. Изредка, убедившись, что никто не видит, на террасе на них косились – две дамы, одна за другой, переместились, чтобы лучше был обзор, перехватили чьи-то взгляды и удалились.

За спиной в кустах кто-то шуршал.

Шкет обернулся: Джек-Потрошитель пятился – застегивая ширинку, судя по движению локтей. Посмотрел на Шкета:

– А?.. ой, это ты. – Он ухмыльнулся, нагнулся, поправился. – Я боялся, увидит кто, как я тут отливаю.

– Где-то в доме есть туалет.

– Бля-а. Я ж не пойду расспрашивать. От моей мочи цветочки не завянут. Красиво тут, да? И праздник задался. И все ужасно любезные. Тебе как, весело? Мне да.

Шкет кивнул:

– Ты засек, как входил Малыш?

– Не-ет, – протянул Потрошитель с многообразно вопросительной интонацией.

– Ты говорил, что хочешь посмотреть на реакцию. Я все пропустил. А ты не видел?

– Ч-черт! – Потрошитель щелкнул пальцами. – Я не посмотрел даже, прикинь?

– Вон он.

– Где?

Шкет кивнул на террасу.

Потрошитель сунул пальцы под ремень на спине.

– О чем они там?

Шкет пожал плечами.

– Эй, чувак! – Руки выпростались. – Я просто обязан послушать. – И ухмыльнулся Шкету. Тот открыл было рот, но Потрошитель уже зашагал по камням.

Добравшись до четырехфутового парапета, он уцепился, подскочил, перевалился – человек шесть на него оглянулись – и спрыгнул. Бодрый шаг привел его к бару. Белый бармен вручил ему два стакана. Потрошитель дошел до угла, сунул один стакан Малышу и сказал – громко, Шкет расслышал:

– Вот я знаю, что тебе охота выпить, – чем-то же согреваться надо.

Кое-кто рассмеялся.

Малыш обеими руками взял стакан – тарелку он отставил на парапет – и заглянул внутрь, будто планировал нырнуть туда целиком. Но Билл и две женщины лишь потеснились и продолжили.

Несколько секунд – и Потрошитель, избочившись, втянув толстую нижнюю губу и озадаченно склонив набок длинную голову, увлеченно кивал с Малышом в такт.

Гадая, о чем они там перешептываются, Шкет побрел в «Март».

Здесь горел лишь один фонарь в ветвях вяза, раскаленный и резкий. Силуэтом в кроне своей тени стоял капитан Кэмп.

– О, здрасте, а я как раз обратно… вам как, весело? – В контражуре смотрелся он зловеще; а голос бодрый. – Я вон оттуда, ходил… – (Шкет думал, он скажет «отлить»), – в «Август». Там свет не горит – поэтому, видимо, никого нет. Зато внизу видно город. Еще кое-какие фонари остались. Мне это эрзац-распорядительство на приемах не очень хорошо дается. А распоряжаться тут есть чем. – Кэмп приблизился. Шкет развернулся и зашагал с ним вместе. – Как же обидно, что Роджера нет.

– Похоже, никто по нему особо не скучает.

– Я скучаю. Я не привык к таким… ну, такому. В смысле, за все отвечать.

– Я, пожалуй, не прочь с ним познакомиться.

– Еще бы. Конечно, – кивнул Кэмп; показался дом. – Он же устраивает праздник для вас, в честь вашей книги. Казалось бы, должен… но я вполне уверен, что он появится. Вы не переживайте.

– Я не переживаю и не планирую.

– Знаете, я тут думал, – они взошли по каменным ступеням, – про то, о чем мы говорили, когда познакомились.

– Странный был вечерок. Но и денек был странный.

– О да. Видели, какая у Роджера обсерватория? – сам себя перебил Кэмп. – Может, хотите подняться и посмотреть.

Заинтересовало Шкета не столько предложение, сколько модуляция.

– Давайте.

По террасе шагал долговязый Б-г; его окружали Сеньора Испанья, Паук, Ангел, Ворон и Тарзан.

– Б-г, слышь, ты бы видел!

– Я в жизни не видал таких садов. Цветов туча…

– …и большой фонтан – и он работает.