Однако что касается меня, то Конклинг может быть спокоен за свой секрет, хотя, впрочем, это отнюдь не секрет, потому что все причастные к политической жизни знают про его связь с Кейт, в том числе и ее муж. К счастью, с точки зрения любовников, недавнее банкротство Спрейга настолько усугубило его пристрастие к бутылке, что он практически нигде не показывается, как и многострадальная супруга Конклинга, живущая затворницей в Утике, штат Нью-Йорк.

Чай и обед у старика Марье явились достойным завершающим аккордом нашего пребывания в Нью-Йорке.

Эмма и Джон приехали вместе в сопровождении одной из знатнейших эпгаровских родственниц. Я приехал один, не собираясь задерживаться после чая и чтения стихов. Однако, когда я предупредил, что, вероятно, не останусь к обеду, Марье принялся настаивать:

— Здесь будут многие из ваших литературных confrères[160], с нетерпением ждущих встречи с вами! Или, как говорил Расин… — И он произнес нечто, что Расин и в самом деле написал и, вероятно, сумел бы понять, учитывая акцент мистера Марье.

Я был удивлен, что среди гостей не оказалось ни Макаллистера, законодателя того, что он именует словечком стил, ни его Таинственной Розы. Поскольку большинство среди нелитературных гостей составляли в точности те же самые люди, каких я встречал ежевечерне, я спросил Дениз Сэнфорд, почему отсутствует Королева Нью-Йорка.

— Потому что здесь другая, — сказала Дениз. — Настоящая. И он тоже здесь.

Затем она представила меня мистеру и миссис Джон Джейкоб Астор III. Мистер Астор немного моложе меня и совсем непохож на своего деда. Это меланхоличный, но приятный человек с чересчур красным лицом.

Миссис Астор родом из Южной Каролины; она не лишена чувства юмора.

— Мы каждодневно следим за вами, мистер Скайлер. По газетам. Нас весьма порадовала помолвка вашей дочери, потому что теперь она останется с нами, а нам так нужны красота и благородство. Конечно, мы с мужем мечтали встретиться с вами, но это было немыслимо.

— Ничто не могло быть проще, миссис Астор…

— Ничто не могло быть труднее, мистер Скайлер. В Нью-Йорке все достается тому, кто оказался первым. А Лина, — семейное уменьшительное грозной Каролины Скермерхорн Астор! — завладела вами первая. Поэтому нам пришлось встать в очередь. — Она кажется мне весьма забавной, и я даже жалею, что нами так быстро завладел Макаллистер, потому что дом других Асторов наверняка привлекательнее, чем Таинственной Розы.

Я говорил со Стедманом и его женой, с Гилдерами (мужеподобной сестрой и похожей на девочку женой). Я встретил Байарда Тейлора, человека широких интересов и писателя-профессионала, чьи стихи, посвященные этому приему, были очаровательны и удостоились главного приза. Мой собственный стишок был продекламирован мистером Марье, его встретили аплодисментами, несмотря на то что чтец делал ударения в самых неподходящих местах.

Брайант явился к чаю и вскоре ушел. Будучи самым высокооплачиваемым поэтом Америки, он мог себе позволить ничего не написать к этому вечеру. Я не стану его винить.

Самое приятное время я провел с Дениз; мы устроились рядом на широченных кожаных турецких подушках. Миниатюрная, приветливая, все схватывающая на лету, — конечно, я ценю ее выше всех наших новых знакомых.

— Как вы находите свою одинокую гостиничную жизнь? — спросил я.

— Как в раю! — Ни нотки сожаления по поводу расставания с мужем. — Не надо думать ни о слугах, ни о меню, ни о рассылке приглашений. Я весь день просто лежу в постели и читаю или смотрю в окно, как снег ложится на деревья в парке. И жду, когда придет Эмма.

— Она бывает у вас каждый день, полагаю.

— Если бы это было так! Мы очень привязались друг к другу. Она действует на меня лучше любых докторов. Вчера она изображала Таинственную Розу; я так хохотала, что мой врач не на шутку на нее рассердился: он считает, что мне вредно перевозбуждение.

Я хотел спросить о ее болезни, но не решился, а Эмма отказалась меня просветить, сказала только, что Дениз мучает какой-то безымянный, но не слишком серьезный женский недуг.

— Не знаю, что бы я делала без Эммы. И без вас. — Она относится ко мне как к любимому дядюшке, и поэтому я чувствую себя старым, но я и в самом деле стар, и лучше уж быть ей любимым дядюшкой, чем никем вообще.

— Когда вы поедете на юг, ваш путь будет пролегать через Вашингтон?

Дениз покачала головой.

— Когда я поеду на юг, Билл пришлет за мной яхту. Морской воздух, уверяют доктора, пойдет мне на пользу. Но я ненавижу морской воздух. Я убеждена, что он вреден для здоровья. Посмотрите на местных, кто круглый год живет в Ньюпорте. Они вечно больны. В том случае, конечно, если им посчастливилось не умереть при родах.

— Вы имеете в виду и мужчин тоже, не только матерей с младенцами?

Дениз расхохоталась, смеется она громко, непринужденно.

— То, что я говорю, вряд ли отвечает высоким требованиям мистера Марье. Но дети вечно в моей бедной бестолковой голове. Дело в том, что я не могу иметь детей.

— А вы хотите?

— О да! В этом-то вся проблема.

— Я рад, что у меня есть Эмма, но мне просто повезло. Большинство родителей так же мало любят своих детей, как дети — родителей.

— Это все в вашей злой старушке Европе.

— Я-то подумал о Вандербильтах.

— А это злые новые богачи! — быстро ответила она. — Так или иначе, у меня, похоже, детей не будет. Если я еще раз попробую, то, скорее всего, расстанусь с жизнью. — Это было сказано самым невозмутимым тоном.

— Вы верите докторам?

— Я доверяю своему прошлому опыту: он ужасен. — Она вздрогнула, затем осознала неуместность этого разговора даже между старым дядюшкой и любимой племянницей. — Кроме того, — сказала она, — насчет моего фатального изъяна я узнала от ведущего авторитета в этой области и одновременно вашей подруги.

— Кто бы это мог быть?

— О, мадам Рестел. Билл мне рассказал, что видел вас у нее третьего дня в сопровождении молодого повесы Беннета.

Я изумился. Неужели Сэнфорд все ей рассказывает? И о сигарных лавках тоже?

— Я полагал, что мужья не рассказывают женам о визитах к мадам Рестел.

— С этим все обстоит как раз наоборот. — Дениз опять была весела и остроумна. — Билл всегда рассказывает мне, когда там бывает. К тому же мы с мадам Рестел старые друзья.

— Не надо так пугать старого человека. — Я отстранился от нее в притворном ужасе и чуть не свалился с кожаной подушки.

— Мой дорогой! — Дениз одарила меня ослепительной улыбкой и поддержала своей нежной рукой. — Это