– Ты все это придумываешь, Орланда!

– О нет, Линк, зачем мне выдумывать? И потом, кто разберет, где правда, а где ложь? Кто это знает на самом деле, а, дорогой?

– Я знаю, что без ума от тебя.

– О Линк, надо сказать, я чувствую то же самое.

Они миновали Абердин, ощущая тепло друг друга, ее волосы то и дело касались его руки, лежавшей у нее на плече. Время от времени она указывала на какие-то дома и достопримечательности, и часы для обоих летели незаметно и восхитительно. Теперь они уже спускались с перевала через облака, и, когда вырвались из их плена, внизу открылась панорама большей части города. Огни еще не зажглись, хотя здесь и там у края воды начинали ярко светиться неоном огромные рекламные щиты.

Движение было плотное, вдоль крутых дорог в канавах еще бежала вода, то и дело попадались груды свежей грязи, камней и веток. Орланда вела машину умело, не рискуя, и Бартлетт чувствовал себя в безопасности, хотя от этой езды по неправильной стороне дороги на поворотах у него волосы дыбом вставали.

– Но мы едем по правильной стороне, – возразила она. – Это вы ездите по неправильной!

– Черта с два! По левой стороне ездят только англичане. Ты ведь такая же американка, как и я, Орланда.

– Ох, как бы мне хотелось, чтобы так оно и было, Линк.

– А это так и есть. Ты и говоришь, как американка, и одеваешься.

– Ах, дорогой, но мне-то известно, кто я.

Он стал просто смотреть на нее. «Ни на кого еще я не смотрел с таким удовольствием, – думал он. – Даже на Кейси». Тут мысли снова привели его к Блицманну, и захотелось открутить этому болвану голову.

«Плюнь на него, дружище, а вместе с ним и на остальное дерьмо этого мира. Именно это он собой и представляет – он и Банастасио». Тут Бартлетт вновь почувствовал мучительную боль. Перед самым ланчем Винченцо позвонил ему, чтобы принести извинения, которые, по сути дела, обернулись новой угрозой.

– Давайте перекусим вместе, детка, ты и я? Черт возьми, Линк, это никуда не годится, что мы кричим друг на друга. Как насчет бифштексов сегодня вечером? Их тут здорово готовят в одном заведении – «Сан-Франциско» на Натан-роуд.

– Нет, спасибо, у меня встреча, – холодно ответил он. – В любом случае вчера ты высказал свою точку зрения. Давай на этом и остановимся, о’кей? Встретимся на годовом собрании совета директоров, если ты там будешь.

– Послушай, Линк, это же я, твой старый кореш. Разве ты забыл, как мы выручили тебя, когда «Пар-Кон» были нужны наличные? Тут же выложили денежки, верно?

– Деньги авансом взамен на акции стали самым лучшим вложением – лучшим официальным вложением, какое вы сделали. За пять лет эти деньги удвоились.

– Это точно. Ну а теперь нам хочется сказать свое слово, и это только справедливо, верно ведь?

– Нет. Тем более после вчерашнего. Как насчет винтовок? – по наитию спросил он вдруг.

Последовала пауза.

– Каких еще винтовок?

– Тех, что были в моем самолете. Краденых М-14 и гранат.

– Это для меня что-то новенькое, детка.

– Меня зовут Линк, детка. Понятно?

Снова пауза. Потом Банастасио проскрежетал:

– Понятно. Что касается нашей договоренности – может, передумаешь?

– Нет. Никоим образом.

– Ни сейчас, ни потом?

– Нет.

На другом конце провода повисла тишина, потом раздался щелчок и послышались бесконечные гудки. Бартлетт тут же позвонил Роузмонту.

– Не волнуйся, Линк. Банастасио у нас цель номер один, и помощь нам в этих краях оказывают немаленькую.

– Что нового про винтовки?

– Ты вне подозрений. Гонконгские боссы сняли с тебя арест. Официально об этом будет объявлено завтра.

– Они что-нибудь нашли?

– Нет. Зато мы нашли. Мы проверили твой ангар в Лос-Анджелесе. Ночной сторож припомнил, что видел, как два типа ошивались у погрузочного отсека. Ему и в голову ничего не пришло, пока мы не спросили.

– Боже. Вы кого-нибудь задержали?

– Нет. Возможно, никогда и не задержим. Не переживай. Что касается Банастасио, он от тебя отстанет очень скоро. Не волнуйся.

Вспомнив сейчас этот разговор, Бартлетт снова похолодел.

– Что случилось, дорогой? – встревожилась Орланда. – Что такое?

– Ничего.

– Ну скажи.

– Я просто подумал, какая скверная штука страх и какой урон он может нанести, если дать ему волю.

– О да, это я знаю, очень хорошо знаю. – Она на секунду отвела взгляд от дороги, неуверенно улыбнулась и положила руку ему на колено. – Но ты же сильный, дорогой. Ты ничего не боишься.

– Хорошо, если бы так, – усмехнулся он.

– О, так оно и есть. Я знаю. – Она притормозила, чтобы объехать участок, залитый жидкой грязью. Дорога здесь шла круче, и в переполненных канавах бурлила вода, выплескиваясь на проезжую часть.

Орланда повернула на Коутуолл-роуд, а потом за угол к Роуз-Корт, прижимаясь к высокой подпорной стенке. Когда она подъехала к дому, Бартлетт затаил дыхание, потому что она минуту поколебалась, а потом решительно миновала вестибюль и повернула на крутую дорожку, ведущую в гараж.

– Самое время выпить по коктейлю, – объявила она.

– Отлично, – хрипло произнес он, глядя в сторону.

Когда автомобиль остановился, Бартлетт вылез, обошел вокруг и отворил для Орланды дверцу. Она закрыла машину, и они направились к лифту. Бартлетт чувствовал, как на шее у него пульсирует жилка.

Зашедшие вместе с ним в лифт двое китайцев из кейтеринговой компании с подносами канапе в руках спросили, как найти квартиру компании «Эйшн пропертиз».

– Вам на пятый этаж, – подсказала Орланда.

– Это дом «Эйшн пропертиз»? – поинтересовался Бартлетт после того, как китайцы вышли.

– Да. Они этот дом и строили. – Она помолчала. – Джейсон Пламм и Квиллан – добрые друзья. У Квиллана до сих пор здесь пентхаус, хотя после того, как мы расстались, он кому-то его сдает.

Рука Бартлетта обняла ее.

– Я рад, что ты рассталась с ним.

– Я тоже. – Она улыбалась ему так нежно, и невинное выражение ее широко поставленных глаз терзало сердце. – Теперь.

Они поднялись на восьмой этаж, и, когда Орланда вставляла ключ в замок, Бартлетт заметил, что у нее дрожат руки.

– Заходи, Линк. Чай, кофе, пиво или коктейль? – Выскользнув из туфель, она подняла на него глаза. Сердце у него колотилось, и все чувства обострились – он пытался понять, есть ли в квартире кто-нибудь еще. – Мы одни, – просто сказала она.

– Откуда ты знаешь, о чем я думаю?