– Вот что, уважаемый приятель, – вмешался Горнт. Он произнес это, специально чуть подчеркнув выговор, который, несомненно, должен был разозлить Грея. – Все это было в далеком прошлом и теперь уже не важно. Сегодня воскресенье, черт побери, и здесь собрались друзья.

– А я думаю, это да-а-вольно важно, воскресный сегодня день или нет. Мы с Марлоу не друзья и никогда ими не были! Он весь из себя джентльмен, а я – нет. – Грей нарочно протянул «а», передразнивая аристократическое произношение, которое терпеть не мог, и перешел на простонародный выговор: – Вот. Но с войной все переменилось, и у нас, у трудового народа, память долгая!

– Значит, себя ты считаешь трудягой, а меня – нет? – спросил Питер Марлоу, и в его голосе зазвенел металл.

– Мы – эксплуатируемые, а вы – эксплуататоры. Как и в Чанги.

– Смени эту старую, заезженную пластинку, Грей! То был другой мир, другое место и другое время, и…

– Там было так же, как и везде. Были хозяева и те, кем они помыкают, трудовой люд и те, кто кормится за их счет. Такие, как ты и Кинг.

– Чушь собачья!

Стоявшая рядом с Греем Кейси взяла его за руку:

– Пойдемте пить кофе, хорошо?

– Да, конечно, – ответил Грей. – Но сначала спросите его, Кейси. – Грей с угрюмым видом стоял на своем, прекрасно понимая, что наконец-то припер врага к стенке перед людьми его собственного круга. – Мистер Горнт, спросите у него, а? Любой из вас…

Все стояли молча, потрясенные прозвучавшими обвинениями, испытывая неловкость за Питера Марлоу, а Горнт с Пламмом втайне забавлялись, находя это занятным. Потом одна из девиц повернулась к трапу и тихонько ушла. За ней потянулись остальные. Кейси тоже хотелось уйти, но она осталась.

– Сейчас не время, мистер Грей, – услышала она спокойный голос Горнта и обрадовалась: сейчас он прекратит перепалку. – Будьте так любезны, оставьте эту тему. Пожалуйста.

Грей окинул всех взглядом и остановил его на своем противнике.

– Видите, Кейси, ни у кого духу не хватает спросить. Они все из его класса, так называемого высшего класса, и защищают своих.

Барр покраснел:

– Послушайте, старина, не ду…

– Всей этой бессмыслице легко положить конец, – ровным голосом произнес Питер Марлоу. – Нельзя сравнивать Чанги – или Дахау, или Бухенвальд – с нормальной жизнью. Просто нельзя. Там действовали другие правила, шла другая жизнь. Мы были солдатами, большинству не исполнилось и двадцати. Чанги был как рождение заново: все новое, все не так…

– Ты спекулировал на «черном рынке»?

– Нет. Я переводил с малайского для приятеля, коммерсанта, а коммерция и «черный рынок» – совершенно разные вещи, и…

– Но вы занимались этим в нарушение правил, лагерного закона, и получается, что это был «черный рынок», верно?

– Сделки с охранниками противоречили правилам врага, правилам японцев.

– А ты расскажи им, как Кинг покупал у какого-нибудь бедолаги за жалкие гроши часы, кольцо, авторучку – последнее, черт возьми, что у того оставалось, – и продавал втридорога, и никогда не говорил, за сколько сплавил, всегда обманывал, всегда обманывал. А?

Питер Марлоу смотрел на него не отрываясь.

– Почитай мою книгу. В ней…

– Книгу? – Грей снова вызывающе усмехнулся. – А вот поклянись честью джентльмена, честью своего отца и своей семьи, которой ты так, черт возьми, гордишься, что Кинг никого не обманывал! Поклянись честью, а?

Кейси почти застыла от страха, увидев, как Питер Марлоу сжал кулаки.

– Будь мы не в гостях, – прошипел он, – я рассказал бы, какая ты на самом деле дрянь!

– Чтоб тебе гореть в аду…

– Так, довольно! – прозвучал командный голос Горнта, и Кейси перевела дух. – В последний раз прошу вас оставить все это!

Грей оторвал взгляд от Марлоу.

– Хорошо. Могу ли я взять такси в этой деревне? Поеду-ка я, па-а-жалуй, домой сам по себе, если вы не против, – проговорил он нараспев, снова передразнивая аристократическое произношение.

– Конечно. – Горнт напустил на себя мрачность, а внутри был очень доволен, что Грей сам спросил об этом и не нужно ломать голову над тем, как озвучить это предложение. – Но, без сомнения, – добавил он, нанося решающий удар, – без сомнения, вы с Марлоу пожмете друг другу руки, как джентльмены, и забудете об это…

– Как джентльмены? Спасибочки, не надо. Нет, мне во как хватило джентльменов вроде Марлоу – на всю оставшуюся жизнь. Джентльмены? Слава богу, Англия меняется и скоро снова окажется в достойных руках. И самое что ни на есть британское, оксфордское, произношение уже не будет считаться приметой благородного сословия и служить постоянным пропуском во власть, этого больше не будет никогда. Мы реформируем палату лордов, и если у меня получится…

– Будем надеяться, что у вас ничего не получится! – вставил Пагмайр.

– Паг! – твердо оборвал Горнт. – Время для кофе и портвейна! – Он учтиво взял Грея под локоть. – Прошу извинить нас с мистером Греем, мы на минутку…

Они вышли на палубу. Болтовня девиц-китаянок на минуту стихла. Втайне очень довольный собой, Горнт повел гостя по сходням на пристань. Все выходило даже лучше, чем он задумал.

– Приношу свои извинения, мистер Грей, – начал он. – Я и представления не имел, что Марлоу… Какой ужас! Никогда ведь не знаешь, верно?

– Ублюдок он, всегда был таким и будет – он и его гнусный приятель-американец. Вот кого еще не выношу, так это янки! Пора нам расплеваться с этим сбродом!

Горнт без труда нашел такси.

– Вы уверены, что не передумаете, мистер Грей?

– Нет уж, спасибочки.

– Мне очень жаль, что так получилось с Марлоу. Ясное дело, вас спровоцировали. Когда вы и торговая делегация улетаете?

– Утром, рано.

– Если я могу чем-то здесь помочь, лишь дайте знать.

– Спасибочки. Как возвернетесь, брякните мне.

– Благодарю вас. Позвоню, и спасибо, что пришли. – Он заплатил таксисту вперед и вежливо помахал, пока машина отъезжала. Грей даже не обернулся.

Горнт усмехнулся. «В будущем этот гнусный ублюдок может стать полезным союзником», – размышлял он, возвращаясь обратно.

Большинство гостей расположились на палубе с кофе и ликерами, Кейси с Питером Марлоу стояли у борта.

– Редкий болван! – воскликнул Горнт, ко всеобщему одобрению. – Я ужасно сожалею, Марлоу, этот тип…

– Нет, это моя вина, – возразил Питер Марлоу. Было заметно, что он очень расстроен. – Прошу извинить меня. Я чувствую себя ужасно из-за того, что он ушел.

– Нет нужды извиняться. Это я виноват: не следовало его приглашать. Спасибо, что вели себя как джентльмен, ведь ясно было, что он вас провоцирует.