– Совершенно верно, – подтвердил Пагмайр, и многие с ним согласились. – Будь я на вашем месте, он бы у меня схлопотал. Что бы там ни случилось, это уже дело прошлое.

– О да, – быстро проговорила Кейси, – какой ужасный человек! Если бы вы, Квиллан, не остановили его, Грей бы…

– Ну, довольно об этом болване, – добродушно прервал Горнт, которому уже наскучил разговор. – Давайте забудем о нем, чтобы он не испортил нам такой чудный день. – Он обнял одной рукой Кейси и прижал к себе. – А? – В ее глазах он увидел восхищение и, к своему восторгу, понял, что скоро достигнет цели. – Слишком холодно, чтобы плавать. Может, двинемся потихоньку к дому?

– Прекрасная мысль! – воскликнул Дунстан Барр. – Устрою-ка я себе сиесту.

– Просто потрясающая! – поддержал кто-то, и раздался смех.

Девицы тоже засмеялись, но смех вышел деланым. Все еще чувствовали себя не в своей тарелке, и Горнт остро ощутил это.

– Сначала немного бренди! Марлоу?

– Нет, благодарю вас, мистер Горнт.

Горнт пристально посмотрел на него.

– Послушайте, Марлоу, – проговорил он с неподдельным сочувствием, и все умолкли. – Мы все слишком много повидали в жизни, слишком хорошо знаем Азию, чтобы не понять. Что бы вы там ни сделали, это делалось из добрых побуждений, а не со зла. Вы правильно сказали. Чанги был чем-то особенным, и коллизии там возникали особенные. Пага держали в тюрьме Стэнли – это на острове Гонконг, Кейси, – три с половиной года. Я едва выбрался из Шанхая, еле ноги унес, пришлось драться за свою жизнь. Джейсона после Дюнкерка схватили нацисты, и он пару непростых лет провел у них в плену. Дунстан действовал в Китае – он вообще всю жизнь провел в Азии и тоже знает, что к чему. А, Дунстан?

– О да, – с грустью согласился Дунстан Барр. – Чтобы выжить на войне, Кейси, приходится иногда выходить за пределы дозволенного. Что касается коммерции, Марлоу, я согласен, в большинстве случаев нужно применяться к времени и месту. Слава богу, меня не схватили. Не думаю, что мне удалось бы выжить, точно не выжил бы. – Он наполнил свою рюмку из графина: ему было неловко, что приходится говорить все как есть.

– А что вообще было в Чанги? – спросила Кейси. Этот вопрос вертелся на языке у всех.

– Объяснить непросто, – промолвил Марлоу. – Вряд ли можно ближе подойти к небытию. Нам выдавали четверть фунта сухого риса в день, немного овощей, одно яйцо в неделю. Иногда в супе плавало… чувствовался запах мяса. Там все было по-другому, только это и можно сказать. Большинство из нас и джунглей-то никогда раньше не видели, не говоря уже о китайцах и японцах, а тут еще проигранная война… Когда начался Чанги, мне было всего восемнадцать.

– Боже, вот уж терпеть не могу япошек, просто не выношу! – воскликнул Пагмайр, и остальные согласно закивали.

– Не спешите с выводами. Они лишь играли по своим правилам, – возразил Питер Марлоу. – С точки зрения японцев, это было справедливо. Они показали себя отличными солдатами, отважно сражались и почти никогда не уповали на милость врага. Сдавшись в плен, мы, по их понятиям, опозорили себя. – Питер Марлоу поежился. – Я чувствую себя опозоренным, до сих пор чувствую.

– Это неправильно, Марлоу, – возразил Горнт. – Ничего позорного в этом нет. Ничего.

Стоявшая рядом с Горнтом Кейси слегка дотронулась до его руки ладонью.

– Он прав, Питер. Он действительно прав.

– Да, – подтвердил Дунстан Барр. – Но Грей, какого черта Грей так разошелся? А?

– Не из-за чего и из-за всего. Он фанатически следил за соблюдением лагерных порядков – то есть японских порядков, – и многие из нас считали это глупостью. Как я уже говорил, Чанги – это другой мир, там были и офицеры, и рядовые. Никаких писем из дома, голод, две тысячи миль оккупированной противником территории в любом направлении, малярия, дизентерия и ужасно высокий уровень смертности. Грей терпеть не мог этого моего американского приятеля, Кинга. Да, Кинг был ловкий делец и хорошо питался, когда другие голодали, пил кофе, курил сигареты фабричной набивки, а не самокрутки. Но этим своим умением он сохранил многим из нас жизнь. Тому же Грею. Он даже Грею сохранил жизнь. Я уверен, что именно благодаря этой своей ненависти Грей и выжил. Кинг кормил почти весь американский контингент – человек тридцать, офицеров и солдат. О, они это отрабатывали, по-американски, но без него они бы погибли. Я бы точно погиб. Я знаю. – Питер Марлоу поежился. – Джосс. Карма. Жизнь. Теперь я, пожалуй, не откажусь от бренди, мистер Горнт.

Горнт налил.

– А что случилось с этим человеком, с этим парнем, которого вы называете Кингом? После войны?

Его со смешком прервал Пагмайр:

– Один из тех типов, что занимались коммерцией в нашем лагере, впоследствии стал миллионером, черт бы его побрал. С Кингом вышла такая же история?

– Не знаю, – ответил Питер Марлоу.

– Вы больше никогда его не видели, Питер? – удивилась Кейси. – Не встречали его в Штатах?

– Нет, никогда. Я пытался разыскать его, но ничего не вышло.

– Обычное дело, Кейси, – как ни в чем не бывало заявил Горнт. – После увольнения со службы все долги и дружеские отношения отменяются. – Он был очень доволен. «Все отлично», – сказал он себе, подумав о двуспальной кровати в своей каюте, и улыбнулся ей через палубу.

Она улыбнулась в ответ.

Рико Андзин-Грессерхофф вошла в фойе «Ви энд Эй». Зал был полон: одни уже пили чай, хоть время еще не пришло, другие запоздали с ланчем. Пока она шагала к лифту, по телу пробежала дрожь: досаждали эти провожающие ее взгляды. Не те похотливые, какими обычно пожирали Рико мужчины-европейцы, или неодобрительные, что метали их женщины, а враждебные взоры китайцев и евразийцев. Никогда прежде ей не приходилось испытывать на себе столько всеобщей ненависти. Ощущение было очень странное. Она первый раз выбралась за пределы Швейцарии, если не считать поездок в Германию в школьные годы и двух выездов в Рим с матерью. Муж брал ее с собой за границу только однажды – в Вену на неделю.

«Нет, Азия не по мне, – подумала она, снова пытаясь не содрогнуться. – Но ведь это не Азия, это Гонконг, и, конечно, подобное происходит только здесь, такие уж тут живут люди. И они, несомненно, имеют право ненавидеть. Интересно, понравится ли мне в Японии? Не окажусь ли я чужой даже там?»

Пришел лифт, и она поднялась в свой люкс на шестом этаже. Коридорный и не подумал открыть ей дверь. Когда она осталась одна и заперлась на задвижку, ей стало лучше. На телефонном аппарате мигал красный огонек: для нее получено сообщение, но она не обратила на него внимания. Быстро сняв туфли, шляпку, перчатки и плащ, она тут же определила все это в большой шкаф; остальная одежда уже была аккуратно сложена, как и три пары туфель. Люкс был небольшой, но изящный, с гостиной, спальней и ванной. На столе стояли цветы от «Струанз» и ваза с фруктами от отеля.

Пальцы аккуратно развернули подарочную упаковку, под которой скрывалась черная прямоугольная плюшевая коробка. Рико открыла ее, и по телу разлилось тепло. Тонкая золотая цепочка, а на ней – подвеска из зеленого нефрита в форме рога изобилия. На камне крапчатой окраски проступали пятнышки тоном посветлее, гладко отполированная поверхность переливалась на свету. Рико тут же надела подвеску и подошла к зеркалу, любуясь тем, как камень смотрится на груди. Ей никогда еще не дарили нефрит.