Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лошадей даже раскрашивали! В большой моде у венецианцев были оттенки оранжевого – цвета, который сообщал кавалькадам – и не только им – неповторимую притягательность для глаз. Для этого использовалась краска, получаемая из одного кипрского растения. Венецианские скакуны, знаменитые во времена Римской империи, звались также «лазоревыми», потому что таков был цвет их попон. Римляне покупали их для цирковых ристалищ и считали непобедимыми.
Великолепная готическая церковь, позади которой вы сейчас стоите, – самая большая в Венеции. Она была заложена в 1246 году для братства нищенствующих доминиканцев и освящена в 1430 году во имя Св. Иоанна и Павла. Здесь покоятся останки многих венецианских дожей и героев Республики. Среди них – Маркантонио Брагадин, мученик Фамагусты[5], с которого в 1571 году, незадолго до победы христиан при Лепанто, турки содрали кожу.
Кожа героя была выкрадена из константинопольского Арсенала (где она хранилась как военный трофей), доставлена в Венецию и помещена в урну в правом притворе собора 18 мая 1596 года.
А в нескольких шагах от нее, в стене под левым крестовым сводом, хранятся останки дожа, отомстившего за мученичество Брагадина, – Себастьяно Веньера, победившего турок при Лепанто в знаменитейшем морском сражении, изменившем судьбы современной Европы.
* * *
Но не только упокоившиеся в мире мужи творили историю Яснейшей. Есть и такие, что продолжают бродить, страдая. Вот несколько историй о призраках Венеции.
Дож-предатель, дож-слепец и дож-пророк
Прямо позади церкви Сан-Заниполо каждую ночь происходит нечто, далекое от обыденности. На этом самом месте в 1355 году дож Марин Фальер собрал свой отряд, составленный из спесивых купцов, чтобы привести в исполнение преступный замысел – стать единоличным властителем Венеции.
Раскрытый заблаговременно заговор был сурово пресечен, а сам дож-предатель – обезглавлен. Его голова, отделенная от туловища, в могиле была помещена между ног, как вечное напоминание о позоре, нанесенном самой Республике. И вот теперь Фальер – укороченное туловище, пребывающее в смехотворном неведении о том, где находится его голова, продолжает бродить, ища ее там, где зародился и созрел заговор.
На том свете его вечно преследует, чтобы окончательно расквитаться, другой дож – Энрико Дáндоло, который, восьмидесяти с лишним лет и будучи слепым, возглавил завоевание Константинополя в 1204 году во время Четвертого крестового похода, творя страшные жестокости к вящей славе Божией[6]. С горящими углями вместо глаз и с отточенным клинком, который он вынужден держать за лезвие, постоянно режа руки в память о пролитой по его приказу невинной крови, испуская из разверстого рта никому не слышимый крик, Дандоло тоже осужден бродить, чтобы найти Фальеро и отомстить наконец за нанесенное городу бесчестье. Их встреча еще впереди, пусть даже эти двое, безглазый и безголовый, несколько раз оказывались совсем рядом друг с другом, не ведая об этом.
В глубине этого же канала де ла Кавалерицца, в доме синьора Поццо, 25 июля 1755 года был арестован Джакомо Казанова. Отсюда он был препровожден в тюрьму Пьомби, страшные казематы Палаццо Дукале. Почти не замечая ожесточенной борьбы, разворачивающейся в двух шагах от него, еще один дож бродит вокруг Санти-Джованни-э-Паоло, не в силах обрести покой. Это Томмазо Мочениго, известный как «дож-пророк», потому что в 1423 году на смертном одре он провозгласил, что Венецию постигнет военный и торговый крах, если после него дожем будет избран Франческо Фоскари (Francesco Foscari). «И если вы, оборони Господь, – были последние слова Мочениго, – сделаете его дожем, то вскорости обретете вы войну; и у кого сейчас десять тысяч дукатов, будет только тысяча, и у кого сейчас десять домов, будет только один, и у кого десять перемен платья, мантий и сорочек, с трудом одну найдет…» Выборы состоялись, и все исполнилось. Теперь дож, лишенный речи, бродит кругами, а изо рта у него без конца выползает длинный бумажный свиток, на котором начертано одно только слово – Veritas, Истина. Багровое лицо Мочениго орошено слезами, он задыхается от усилия, мало-помалу свиток закручивается вокруг его ног, из-за чего дож беспрестанно падает. В то время как от первых двух дожей лучше держаться подальше, Мочениго с удовольствием примет помощь того, кто готов распутать ему ноги – но только распутать ноги. Его грустный взор на мгновение озаряется благодарностью, затем он должен подняться и продолжить свой путь.
* * *
Вернемся теперь к переднему фасаду церкви. С левой стороны, на уровне середины площади, находится корте[7] Брессана (сorte Bressana). Зайдите туда, только будьте осторожны: можно легко натолкнуться на…
Скелет звонаря
Легенда (появившаяся относительно недавно) гласит, что здесь вплоть до середины XIX века обитал один из последних звонарей колокольни Сан-Марко, человек более чем двухметрового роста и с непропорционально длинными руками.
Однажды его приметил директор венецианского Научного института[8]. Ученый муж сразу подумал, что скелет этого человека очень украсил бы анатомическую коллекцию. После долгих колебаний звонарь поддался на уговоры профессора и согласился завещать свой скелет институту – в обмен на круглую сумму при жизни.
Звонарь поначалу был немного обескуражен, но потом подумал: «Отчего же не продать? Я уже не молод, но профессор куда старше. Он скоро умрет, и если я отправлюсь в мир иной хотя бы через два-три года после него, об этом договоре уже никто не вспомнит». Заключив сделку, профессор заплатил звонарю и шутя добавил: «Как умрешь, помещу твой скелет в большой стеклянный ларь и дам ему в руку колокольчик. Пусть охраняет коллекцию!»
Звонарь в глубине души был убежден, что этого не случится, и поспешил с деньгами в ближайшую остерию. Поскольку он был любителем хорошего вина и мог теперь себе его позволить, то просиживал в остерии целыми днями. И не вышли у него еще все деньги, как удар хватил его прямо за столом кабачка. Так скелет отошел профессору, который поместил его в ларь в институте с колокольчиком в руке. Теперь скелет звонаря Сан-Марко находится в Музее естественной истории, что в бывшем «Турецком подворье» (Fondaco dei Turchi)[9]. Он стоит на своем месте, пока время не приближается к полуночи. Тогда он взбирается на колокольню Сан-Марко и бьет двенадцать раз в самый большой колокол, Марангону. Потом бредет, пошатываясь, вдоль каналов, ведущих к его бывшему дому, звенит колокольчиком и пристает к прохожим, прося у них милостыню, чтобы выкупиться.
Сестьеры Венеции – это примерно то же самое, что городские кварталы, по три с каждой стороны