навыков, поэтому Бай Юй не торопилась — она сначала сделала несколько пробных работ на дощечках.

Чтобы изготовить трафареты, она оккупировала печь на кухне, приготовила густой отвар из риса, отфильтровала, пропитала им пеньковый холст и высушила в развернутом состоянии. Получился необычный листовой материал, который сносно годился для эскизов углем и вырезания, вроде холщового картона.

Через несколько дней она начала резать перила. Бай Юй наметила орнамент из драконов, туловища которых образовывали непрерывную волну по всей длине, а лапки были забавно расставлены — что-то среднее между искусством Воюющих Царств и аниме Миядзаки.

Ми-фужэнь, как тигрица, ходила мимо двора и таращила выцветшие глаза. Как главная госпожа поместья, она, конечно, могла найти повод выйти с территории гарема, но делать это каждый раз, когда хочется дать затрещину строптивой наложнице, было несолидно.

Бай Юй и Юй Ваньсин после поездки в город пришлось, стоя на коленях, выслушать от Ми-фужэнь лекцию о почтении к старшим, но формально они ничего не нарушали, так что фужэнь поорала, пока не начала кашлять, и пошла пить микстуру.

Один раз, придя в длинный двор, Бай Юй застала там дядю, который, чинно заложив руки за спину, разглядывал ее резьбу.

— Отец хорошо учил тебя, — сказал он с улыбкой.

Сердце Бай Юй наполовину наполнилось радостью от того, что шушу оценил ее работу, а наполовину — грустью при воспоминании об отце.

Папа Бай хорошо ее учил.

Он с маленького возраста брал ее на все пленэры, которые устраивали в колледже. Он ставил для нее мольберт, но маленькая Бай Юй вместо того, чтобы рисовать, хулиганила и воровала тюбики с краской у студентов. Один раз на уроке в новом шанхайском океанариуме она из вредности загородила аквариум, растопырила руки и не давала никому рисовать, повторяя "Акула не хочет! Акула не хочет!" Все смеялись и фотографировали ее, а Бай Юй из-за этого злилась и растопыривалась еще сильнее.

Папа Бай редко ругал ее, он просто всегда был рядом, со своей доброй улыбкой, с красками и карандашами…

— Бай Юй…

Голос шушу вывел ее из задумчивости.

— Бай Юй, я скоро уеду.

Что?!

— Мои войска стоят в Се, я должен быть там. Я приехал только на свадьбу Сяо Цзи. Я уже и так задержался.

Каждая фраза эхом отдавалась в ее ушах, как погребальный колокол.

Солнце, стоявшее над головой Сян Ляна, потемнело.

— Бай Юй?..

Сян Лян уходит…

Он идет навстречу самой большой победе в своей жизни. Он идет навстречу своей смерти.

Двадцать лет назад Цинь покорил все остальные древние китайские царства, но его владычеству подходит конец. Два сокрушительных поражения уничтожили военную силу Циня. Первое, при Дунъэ, было нанесено войсками Сян Ляна в содружестве с армией Ци, а второе, через год, — Сян Юем при Цзюйлу.

Разбив армию Циня у Дунъэ, Сян Лян увлекся преследованием отступающих врагов и у Динтао встретил свежие силы Циня, пришедшие на помощь неожиданно даже для циньского главнокомандующего.

Сян Лян погибнет под Динтао.

Бай Юй подняла голову.

Боль была в ее глазах.

Сян Лян уже ушел, она стояла одна посредине пустого двора.

Это было не ее время! Это была не ее война!

Она здесь была беспомощная и бесполезная.

Она могла только смотреть вслед уходящему Сян Ляну.

Одна, заброшенная в глубь веков, против беспощадных жерновов истории.

Страшная мысль пришла ей в голову.

Если она попробует что-то изменить, она может вызвать эффект домино, когда одно маленькое событие порождает следующее, а за ним — бесконечную череду новых событий, которые без ее вмешательства не должны были произойти. Существует мнение, что в историю вмешиваться нельзя, иначе можно вызвать катастрофу в будущем. Что, если цепь изменений приведет к тому, что кто-то из ее друзей и близких умрет? Или вообще не родится? Или вообще все умрут, потому что начнется война?!

С другой стороны, более новая теория утверждает что, все, что должно было произойти — уже произошло. Если кто-то попадет в прошлое, то в его собственном времени ничего нового не случится, потому что оно уже такое, каким его сделало прошлое, в которое он попал.

Какая теория правильная, какая неправильная, она не могла знать.

Но ведь изменения уже произошли, поняла она!

Настоящая Бай Юй, дочка Бай Шэня, должна была умереть в свою первую брачную ночь. Если бы она умерла, тогда Сян Лян, наверно, не задержался бы в поместье на месяц, как сейчас. В книгах вообще нет упоминания о том, что его племянник взял еще одну наложницу накануне похода на Сянчэн.

Может быть, Бай Юй теперь — новая переменная в ходе истории? Может быть из-за того, что дядя до сих пор в Учжуне, дальше все пойдет по-другому?

Бай Юй стиснула руки у груди.

Она боялась, что история изменится.

Она боялась, что история не изменится.

Она стояла, прижимая руки к груди.

Она ничего не могла поделать, ей оставалось только ждать и надеяться.

Месяц сяошу, когда дни такие безмятежные… он недолго длится.

На смену ему приходит дашу, большая жара*[73], и воздух начинает плавиться, и люди задыхаются. На рассвете полыхают зарницы. Молнии бьют в землю. Грозовые тучи встают на горизонте, но вместо дождя только раскаты грома сотрясают небо, словно рычание диких зверей.

–

*[73] 大暑 дашу (большая жара) — 11й из 24 солнечных периодов (конец июля, начало августа). Самое жаркое время года, обильное сухими грозами.

–

❀ Благодетели, ставьте лайки, это полезно для кармы! ❀

ГЛАВА 24. Господин мой, что же ты не сойдешь ко мне с облаков?.

У Бай Юй и Цуо Су было мало времени до зимних холодов.

Три месяца на то, чтобы подготовить побег могли показаться достаточным сроком, но в древнем Китае они были, как лодки без весел в неспокойном море.

Бай Юй предполагала, что с севера должны двигаться группы беженцев, спасающихся от войны. Самое умное было смешаться с ними, но отчаявшиеся, изголодавшие люди были готовы на все, они были опасны. Своя рубашка ближе к телу. Могли убить за кусок хлеба, могли продать в бордель или на рудники.

Цуо Су сказал, он совсем не помнит жизни в 21 веке, но зато у него почему-то остались воспоминания мальчика-слуги, в теле которого он возродился. Это было не очень полезно, что мог мальчик знать о больших делах в большом мире? Чтобы набраться опыта, он часто тайком уходил из усадьбы и толкался на рынке или сидел возле торговых прилавков.

Надо было дождаться, когда хозяев