Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пе́трович налил себе еще одну порцию виски и со стаканом направился к книжным полкам, в угол, где хранились обрывки воспоминаний детства и осколки кризиса среднего возраста. Поставив стакан между «Эпохой крестовых походов» Лависса и Рембо и «Варварскими нашествиями» Люсьена Мюссе, он приподнялся на цыпочки, секретарша, когда протирала пыль с верхних полок, забиралась, предварительно сняв туфли (жесткое требование хозяина кабинета) на антикварный ладдер[8] из орехового дерева, переехавший в этот кабинет вместе со столом, чтобы достать из длинного разноцветного ряда историй искателей самых невероятных приключений томик Стивенсона. Детские книги стояли так плотно, что попытка вышла не совсем удачной, и вместе с приключениями принца Флоризеля из книжного ряда выскочили «Записки о Шерлоке Холмсе», Пе́трович попытался их удержать, но руки не хватило, и история великого сыщика грохнулась на пол. Дверь тут же открылась на шум, и в кабинет вошла Любляна.
– Шеф, что случилось? А-а, книга, да? – Секретарша грациозной рысцой подбежала к книжной полке, наклонилась и подняла томик Конан Дойля. – Шеф, а это хорошая примета, – Любляна смахнула с «Шерлока Холмса» пыль, – книги падают к благоприятным делам на работе. Ждите заказа.
Несмотря на свою молодость, она была настоящим кладезем суеверий, примет и гаданий.
– Так, откроем на первой попавшейся странице и посмотрим, какой мы получим заказ. – Секретарша открыла книгу, задумалась, затем перевернула несколько страниц и протянула книгу Пе́тровичу: – Вот, «Последнее дело Холмса». Шеф, – Любляна жалобно взглянула на своего покровителя, – мы закроемся?
Аудитор ласково потрепал девушку по щеке:
– Не волнуйся. Это просто так называется последний рассказ из первой книги о Шерлоке Холмсе. После этого у него была масса других интересных заказов.
Но на душе заскребло, нет, это были не кошки, а тот самый перочинный нож, который навечно оставил о себе память на письменном столе. Стивенсона можно было уже не открывать. Он не был суеверным, но к детским книгам относился очень трепетно и, как один из его любимых героев, сам нет-нет да и гадал на их страницах. Куда ни кинь… Здесь – Мориарти, а там – Председатель.
– Слушай, – Пе́трович решил выкинуть дурные предчувствия из головы, – пойдем пообедаем?
Любляна радостно вскинула брови, затем руки, обняла своего благодетеля и приникла к его губам долгим поцелуем. Виски тут же отозвался на жар ее тела, но Пе́трович слегка отстранил ее. Нет, это сейчас будет лишним.
– Я посижу до полудня, подумаю. А ты пока вот что. Сходи-ка в библиотеку, поройся в газетных подшивках и сделай мне подборку самых резонансных самоубийств за последние, ну, скажем, пять лет. А оттуда – прямо к Максу. Я тебя там буду ждать.
Городская библиотека находилась за углом, на площади, и секретарша не раз исполняла подобные поручения, тем более что они не были очень сложными, поскольку несколько лет назад городские власти профинансировали создание электронного каталога и поиск необходимой информации очень упростился. Но сегодня поручение выглядело совершенно необычным. Поэтому брови опять поднялись, на этот раз вопросительным домиком. «Здорово у нее это получается – двигать бровями», – подумал Пе́трович.
– Потом, потом. Завтра, – закрывая тему и не только тему, сказал аудитор. Он достал бумажник (поиск в электронном каталоге стоил небольших, но денег) и вытащил оттуда мелкую купюру: – Этого хватит?
И сейчас в трамвае (аудитор уже давно передвигался по городу в общественном транспорте) он открыл папку и принялся перечитывать ксерокопии, сделанные накануне секретаршей. Информации было немного, но Любляна хорошо сделала свое дело. В одной заметке трехлетней давности рассказывалось о таинственном случае на озере в Рейнензиштадте, где на берегу нашли аккуратно сложенное пальто, во внутреннем кармане которого была обнаружена записка: «Завершив свои дела в этом мире и выполняя свой долг перед своими товарищами по несчастью, предаю свое тело воде. Ганс Бауэр». Газета сообщала, что тела найти не удалось, равно как в департаменте полиции не смогли ничего рассказать о субъекте по имени Ганс Бауэр. Но намек на товарищей по несчастью дотошным журналистом был истолкован правильно, и он попытался проникнуть в «Клуб самоубийц». Там его не совсем вежливо встретили, что укрепило автора статьи в предположении, что исчезнувший имярек был членом этого клуба. Следующая заметка, вышедшая две недели спустя, сообщала, что тела так и не нашли, а данных о предполагаемом самоубийце нет даже в департаменте социального обеспечения. Потом было несколько коротких заметок из уголовной хроники за разные годы о случаях самоубийства на почве ревности, бедности и пропащести. И самый, действительно резонансный, свежий материал о несчастном случае с молодым человеком, случайно застрелившим себя из отцовского пистолета, что бесстрастно зафиксировал объектив кинокамеры, установленной невезучим юношей напротив себя. Сообщалось, что уголовная полиция будет устанавливать причины происшедшего, но далее – Пе́трович как-то пропустил этот случай, но Любляна его хорошо помнила, поэтому, как она выразилась, послала к ежикам электронный каталог и перерыла вживую весь недавний столичный архив, – ничего.
Аудитор уже не стал вчитываться в последние два листа. Короткая заметка – «Несчастный случай на вокзале» – в вечерней газете, и крикливое – «Несчастный случай? Самоубийство? Убийство!» – воскресного «желтого» издания, которое рассказывало, как пожилой чиновник, возвращаясь с рыбалки, упал с перрона вокзала в курортном местечке, надо же, опять Рейнензиштадт, под поезд.
Пе́трович тяжело вздохнул и закрыл папку. Пока он читал, трамвай покинул деловой