Поэтому мне нужна была сообщница.

— Ты должна мне помочь, — торопливо и требовательно сказала я. Раньше я никогда не разговаривала с Каз таким тоном, и она глянула на меня с испугом. Должно быть, выражение моего лица сообщило ей, что все изменилось. Я годами заботилась о ней, пока она переживала то, что случилось с Филиппом. Я всегда была рядом, готовая выслушать, посочувствовать, сосредоточиться на ее проблемах. Однако этому пришел конец. Теперь она сделает то, что хочу я.

— Но… как? Что же я могу сделать? — Она казалась сбитой с толку. Удивительно, как люди навязывают вам свою помощь, предлагая сделать все что угодно, — до тех пор, пока вы не скажете: «Что ж, хорошо. Ты можешь мне помочь». Тогда они сразу идут на попятную. Однако я не собиралась дать Каз отвертеться.

— Мне нужны деньги. Я не могу пользоваться банкоматами. А еще я хочу пользоваться твоим адресом, поскольку он не связан со мною.

— Пользоваться моим адресом?

— Делать вид, что я тут живу. Не беспокойся, ты не будешь получать никакой почты, потому что я оформлю переадресовку. Это просто для их систем. Обещаю, для тебя не будет никакой разницы.

Каз сморгнула, вдруг став беспомощной перед лицом моей решимости.

— Тебе не следует этого делать, Кейт, — сказала она слабым голосом. — Это неправильно, заверяю тебя. Ты об этом пожалеешь.

— Ты не знаешь, что я собираюсь сделать, — коротко ответила я.

— Ты уезжаешь. Ты уходишь отсюда. Знаю, ты не скажешь мне куда. Это неправильно, Кейт. Говорю тебе, не делай этого.

— Ты не понимаешь. Это все, что я могу сделать, — ответила я. — У меня нет выбора.

И я была права. Это было единственное, что придавало мне сил жить дальше. Я черпала жизненную силу из потребности скрыться. Настоятельная необходимость планирования, список того, что надо сделать, — все это не давало мне свалиться в черную бездну, которая разверзлась — разверзается каждый день — подо мною. Это и Хедер.

В итоге Каз сказала да, и я знала, что она так скажет. Она помогла мне, позволив использовать ее адрес и промолчав о своих подозрениях. Я постаралась, чтобы она знала как можно меньше. Я создала новый электронный аккаунт и заходила в почту только с компьютеров общественного пользования в библиотеке, защитив аккаунт паролем, не похожим ни на какой прежний. Я обратилась за кредитной картой на новое вымышленное имя и в должное время получила ее, переадресованную из дома Каз. Интересно, эти люди хоть что-нибудь проверяют? Начав строить планы, я даже стала получать удовольствие от этой игры. Какую тактику придумать, чтобы ускользнуть от людей, которые, может быть, наблюдают за мной, а может быть, не наблюдают? Как я могу их провести? Я чувствовала себя так, будто максимально использовала животный инстинкт, чтобы перехитрить врага, или была предводительницей небольшой кучки мятежников, просчитывающей, как скрыться от могущественного противника. Робин Гуд против шерифа. Будика против Римской империи.

И все время мне надо было хранить свои планы в тайне от Рори. Когда мы разговаривали по телефону, чего я старалась избегать, он всегда спрашивал:

— Ты ведь не собираешься делать никаких глупостей, правда?

— Конечно нет. — Так я тебе и скажу.

— Ты разговариваешь… как-то по-другому, — сказал он за несколько дней до запланированного мною отъезда. Он позвонил вечером, и я автоматически сняла трубку до того, как сообразила, что это время его звонков.

— Да ну? — Я сразу попыталась говорить нормально.

— Да.

— Почему?

— Дрожь в голосе… Не знаю. Подавленность. У тебя все нормально?

Несколько секунд я молчала. Если честно, я понятия не имела, как ответить на этот вопрос. Пока я думала об этом, все мое существо охватила холодная ярость. Чего, черт бы тебя побрал, ты ожидаешь? Нормально? Нормально?!! Ничего никогда уже не будет нормальным!

Воцарилось тяжелое молчание. Я слышала только дыхание Рори. Я знала — ждать, пока он заговорит, бесполезно. Рори был мастером молчания. Он мог держать такую длинную паузу, что я кусала губы, чтобы не закричать ему: «Скажи что-нибудь, что угодно, лишь бы заполнить пустоту». Все было бы не так плохо, если бы я не знала, что в голове у него полно слов, он просто отказывается произнести их вслух.

Он откроет рот только тогда, когда переработает все к своему вящему удовлетворению, тогда как я привыкла говорить так, будто пыталась разобраться в собственных мыслях, что он находил крайне утомительным. Таким образом, каждый из нас по-своему заставлял другого страдать.

— Я в полном порядке, — наконец сказала я. Во рту снова появился знакомый противный вкус. Горечь.

— Можно мне прийти?

— Нет, — немедленно отреагировала я.

— Хорошо. Это совершенно нормально. — Облегчение, прозвучавшее в его голосе, заставило меня ощетиниться. После паузы он сказал: — Ты была у консультанта?

— Это не имеет смысла, — коротко ответила я.

— Это может помочь, — мягко сказал он. — Мне бы хотелось, чтобы ты попробовала.

— Может быть. Может быть, в скором времени. — Мысль о том, что час беседы с посторонним человеком может открыть путь к решению наших запутанных проблем, выглядела смехотворной. Все равно что пытаться вычерпать море ложкой. Слишком уж много всего.

— Когда? На следующей неделе?

С языка готовы были сорваться слова о том, что на следующей неделе я буду далеко, вне пределов его досягаемости. Я убегу. Я знала, что он планировал забрать у меня Хедер, хотя делал вид, что не собирается этого делать. Я не могла допустить, чтобы такое случилось, особенно теперь, когда у меня не осталось ничего, кроме нее.

— Да, наверное, на следующей неделе, — сказала я, бросая ему кость и радуясь этому. Мне удалось от него убежать, хотя он об этом еще не знал.

— Давай я договорюсь о встрече с консультантом? Я заплачу за нее, — сказал он голосом, полным надежды и энтузиазма. — Какой день тебя устроит? Среда? Я знаю, что в среду он принимает.

— Да. Хорошо. В среду. Отправь мне сообщение со временем приема.

— Прекрасно, — сказал он с явным облегчением. — Это первый шаг, Кейт. Первый шаг.

— Да-а. — Я передернула плечами. — Ты прав. Первый шаг.

— Может быть… может быть, мы поговорим об Ади?

Это было уже слишком.

— Нет! — крикнула я. Меня бросило в дрожь. Я почувствовала, что моя голова затряслась, как у плохо управляемой марионетки, пальцы задрожали, а колени подогнулись. — Даже не смей, Рори!

— Ну ладно, ладно. Прости, пожалуйста. Успокойся. Никто не заставит тебя говорить о том, о чем ты не хочешь говорить.

Ты прав, парень. Никто не заставит.

— Ты знаешь, что я чувствую, — удалось мне выдавить из себя. Дрожь добралась до голоса. Я едва могла говорить. Мои плечи передернулись, меня трясло. — Я не м… м… могу.