– И что же этот… захватчик… будет делать с моей дочерью? – очень спокойно спросил папа.

Новая пауза показала, что собеседник растерялся.

– Об этом никто как-то не подумал, – промямлил профессор. – Отчаяние не затрудняет себя логикой, а тут еще Галина Валерьевна из 17-й квартиры вчера включила телевизор на городском канале, а там… снова этот! Который у нас под окнами! – в истерике завопил профессор. – Поет! Он снова пел!

– Успокойтесь, профессор, – ровным тоном сказал папа. – Выпейте воды.

– Я спокоен, спокоен… А вот Галину Валерьевну отвезли в больницу – сердечный приступ, знаете ли. Кто он такой, этот мальчишка? – стоном измученной души вырвалось у профессора.

– Мотя Меховой, – тяжко вздохнул папа.

– Простите? – переспросил профессор.

– Его мама – владелица сети меховых магазинов. Видели, наверное, слоган «Сила меха – гарантия успеха»?

– Хуже, – мрачно откликнулся профессор. – Я купил там шубу жене.

– Ну вот, – с печальным удовлетворением заключил папа. – Профинансировали музыкальную карьеру ее сына.

– В любых своих бедах человек виноват сам – прямо или косвенно, – наконец произнес сосед. – Но мы постоянно норовим об этом забыть. Как вы думаете, если я сожгу эту шубу прямо перед дверями ее магазина? – В голосе звучала странная смесь угрозы и беспомощности.

– Придется супруге новую покупать.

– Но у конкурентов! – торжествующе откликнулся профессор. – Заметьте, Сергей Николаевич, новую шубу я куплю у их конкурентов! Передайте от меня сердечный привет Марье Алексеевне и… и дочкам тоже! – Сосед торопливо отключился. Шубу, что ли, жечь побежал?

– Тебе привет от профессора, – сказал папа, кладя трубку на место. Еще одного разговора с соседями он не выдержит.

Мама кивнула, напряженно прислушиваясь к происходящему на улице.

– Матвей Соболев, певец и музыкант, руководитель и продюсер замечательной поп-группы «Дикий соболь», актер и режиссер клипов и рекламы, лучший студент ВГИКа и студии телевидения одновременно, московская звезда на провинциальном небосклоне нашего города… – голосом хорошо откормленного кота продолжал вещать с улицы Матвей Соболев. – Исполнит в честь Кисоньки Косинской свой новый мегахит! Слова – Матвея Соболева, музыка – Матвея Соболева…

За дверью спальни послышались сдвоенные шаги. Папа прислушался: шаги стремительно пронеслись в сторону кухни… Стихли. Зато хлопнула дверца холодильника.

– Аранжировка – Матвея Соболева…

Папа невольно приподнялся, соображая, бежать ли ему на кухню – проверять или не стоит? Но сдвоенные шаги уже стремительно прошелестели обратно. Мамино лицо на миг стало напряженным – тоже услышала. На ее губах вдруг промелькнула злорадная и даже кровожадная усмешка.

– Ты знаешь, что они задумали? – почти беззвучно, точно его могли услышать там, на улице, выдохнул папа.

– Пока нет, – шепнула мама. – Я вспоминаю, что у нас такого есть в холодильнике.

Папа ее не понял, но и переспросить не успел.

– Исполняет – Матвей Соболев! – внушительно сообщили на улице, и в ответ раздались громовые аплодисменты. Аплодировало то ли трое, то ли четверо, но звук пустили через усилитель. Стекло в окне снова жалобно задребезжало. Барабанные палочки сыпанули частую дробь, и Матвей Соболев, певец-музыкант-режиссер-продюсер и сын своей мамы запел: – Довольно глянца, хватит гламура, о бэби-бэби, просто покажи фигуру – мне!

Лицо папы налилось кровью.

– Этот молокосос очумел? Петь такое под моим окном о моей дочери? – Он кинулся к окну, судорожно дернул ручку – запор заел. Шипя сквозь зубы ругательства, папа тряс раму, с ненавистью глядя вниз.

Барабанная установка стояла на самом краю тротуара, так что казалось, буйствующий за ней барабанщик вот-вот вывалится на дорогу. Свет переносных прожекторов скрещивался на блестящих тарелках и заклепках куртки барабанщика. Рядом столь же нестерпимо сверкал саксофон, стиснутый в объятиях тощего длинного очкарика. Парни в сверкающих пиджаках наяривали на гитаре и синтезаторе – их лица наполовину скрывали громадные темные очки. Темной ночью это производило неизгладимое впечатление на публику. И всюду меха! Лисьи хвосты свисали с барабанной установки, а целый пучок гладких норковых шкурок – с грифа электрогитары. Синтезатор казался зверьком на пушистых ножках. Меховые перевязи, оторочки, накладки украшали костюмы музыкантов. Ну а впереди, томно проговаривая в микрофон песню, скакал лидер группы «Дикий соболь» – сам Матвей Соболев! Длинная соболья безрукавка поверх серебряной рубашки кружилась и раздувалась в такт движениям, обметая подолом нестриженую весеннюю траву газона. Похожие на куриные окорочка ноги плотно обтягивали блестящие штаны, а микрофон в руках певца был такой же сытенький и кругленький, как и щеки.

– Даже мегазвездам – вот как я! – так хочется-хочется чистой любви! Пойми меня и попой покрути! – Приплясывая, Матвей Соболев двигался через газон к тротуару – глаза блестят, губы тоже – от блеска для губ, рубашка сверкает, накидка развевается, каблуки украшенных стразами ботинок выбивают ямки во влажном газоне.

– Попой? Попой! – взревел папа, с новой силой накидываясь на непокорную ручку окна.

– Сергей, не надо, ты уже пытался его прогнать, только хуже стало – он усилитель притащил! – Мама бросилась к мужу.

– Я не буду его прогонять, я его просто убью! – рявкнул тот.

– Давай лучше снова полицию…

– Чтоб они застукали меня над его еще теплым телом? Да открывайся же! – Папа шарахнул кулаком по раме.

– О любви моей ты грезишь, но ничего не говоришь, партизанкой на допросе о любви своей – ко мне! – молчишь… – певец вдохновенно запрокинул голову, пафосно вскинул руку… Впечатление подпортили расползшиеся на мокрой траве подошвы и зацепившаяся за ветку накидка. Матвей Соболев прервался – привычный к таким внезапным паузам барабанщик разразился яростным грохотом. Сосредоточенно выпятив пухлую губу, солист аккуратно, даже бережно отцепил меховую накидку и спрыгнул с бровки на тротуар, подальше от коварного газона. Теперь его было плохо видно из окна – разве что тщательно уложенные и блестящие на макушке волосы. Зато слышно по-прежнему отлично.

– Тебе что-то нужно, кошка моя…

Папа справился наконец с защелкой, распахнул окно и перевесился через подоконник, сам не понимая, что собирается делать: в такой ярости он был готов спрыгнуть певцу на голову. Пусть сам ноги переломает, но хоть прибьет поганца! Не подозревающий об опасности, нависшей над его головой (в буквальном смысле), Матвей Соболев сделал шажок вперед:

– Только что не скажешь напрямик, ни за что и ни почему… – объявил он в микрофон. – Я тебя не пойму! О выйди-выйди ко мне на балкон, потрындим за мой гениальный музон…

Его желание исполнилось: балконная дверь с треском распахнулась, и рыжеволосая фурия в зеленой шелковой пижамке вылетела на балкон.