человек, — брюзгливо отозвался Зиновьев, — всякому есть, что скрывать! Так уж повелось, что мы привыкли стыдиться тех мелочей, что прячем от окружающих. Предположу, что сам я далеко не великий скромник и все же даже мне было бы неприятно, если б вы засунули нос в воспоминания, которые, к примеру, касались бы моей частной жизни.

Рик постарался не слишком открыто демонстрировать раздражение. Последнее, что должно волновать убийцу, которого вполне возможно ожидает полное переформатирование, это сохранение инкогнито в интимной сфере. Он терпеливо пояснил:

— Насчет этого можете не беспокоиться. Трогать ваши личные воспоминания я не намерен. По сути, вся процедура — лишь формальность. Я должен подтвердить факт вашей вины и ничего более.

Разумеется, это не убедило доктора. Или он очень хорошо подыграл.

— Я вовсе не стыжусь того, что сотворил, — сказал он, — и с радостью раскрою все свои мотивы. Тамара их, к сожалению, не поняла. А жаль, честное слово. Она была безумно талантливой девочкой. Нечета паре дебилов, что выделили мне в качестве лаборантов… Что ж, идемте. Я покажу все, что вам следует видеть.

Ответа Зиновьев дожидаться не стал. Развернулся и, сложив руки за спиной, засеменил вверх по туманному коридору, пока не остановился перед одной из совершенно одинаковых на вид дверей — тяжелых, неприступных и сотканных будто бы из кошмаров.

— Думаю, вам следует заглянуть сюда. — Он легонько подтолкнул створку и та покорно приоткрылась. — Только предупреждаю, не пытайтесь осмыслить происходящее. Просто смотрите. Иначе так ничего и не поймете.

Рик не собирался доверять сговорчивости Зиновьева, но и проигнорировать полностью тоже не мог. Добрая воля в подобных делах подчас играет куда большее значение, нежели добывание сведений силой. Потому, избавившись от сомнений, он переступил порог.

Долгих вступлений удалось избежать, и перед ментальным взором сразу предстала картина. Что это было? Грот? Пещера? Темный свод, жадно нависавший над водяной кромкой, а по отлогому берегу, обнимавшему это тайное озеро ледяным полумесяцем, бродило несколько сутулых фигур. Рику пришлось немало напрячься, чтобы узнать в фигурах закованных в громоздкие скафандры сотрудников лаборатории Зиновьева. Их отличительный знак сиял оранжевой трехпалой ладонью в перевернутом треугольнике на белоснежном фоне спины — знак марсианской корпорации «Олимп». Поблизости стояли раскрытыми контейнеры с оборудованием и прочими штучками, необходимыми в экспедиции далеко за пределами искусственной и куда более гостеприимной среды научного комплекса. Пара буровых машин притаилась в стороне, скромно дожидаясь, когда в них снова возникнет нужда. Лишь троица автоматических погрузчиков деловито сновала туда-сюда, под истерические вопли Зиновьева переставляя научный скарб.

— Тамарочка, вы, кажется, обещали, что эти штуки будут полезны! — Доктор тыкал пальцем в погрузчики, от досады едва не подпрыгивая на месте. — Прикажите, чтоб убирались! Немедленно! Они изгадят здесь все своими лапищами! Только взгляните на эти пятна! Они загрязняют лед!

Одна из фигур в совершенно неотличимом от остальных скафандре, неуклюже развернулась. По внутренне связи, которую Рик воспринимал через призму воспоминаний Зиновьева, разлился слегка угрюмый, но вполне девичий голос:

— Простите, Федор Константинович, но вы сами хотели разгрузиться побыстрее. К тому же, это всего лишь лед. Не вижу причин для паники.

— Знаете, дорогуша, — отозвался Зиновьев, явно уязвленный замечанием помощницы, — вам все же не достает тонкости. Для истинного ученого это существенный недостаток.

Тамара в ответ выдала ругательство, которое, к слову, даже не позаботилась скрыть помехами. Зиновьев что-то кудахтнул, но больше, к немалому удовлетворению Рика, цепляться к аспирантке не стал.

— Эй, вы! — крикнул доктор двоим, что топтались поодаль. — Сейчас же уведите отсюда этих механических монстров! Чтоб через пять минут и духу их тут не было! Ни одного проклятого автомата! На этот раз сами попотеем!

Пара безликих и практически бессловесных, но по материалам дела проходивших, как лаборанты Ушаков и Дементьев, опрометью бросились исполнять пожелание доктора — выводить роботов-погрузчиков из пещеры.

Сам Зиновьев, будто повинуясь мысленному пожеланию Рика, не стал больше зацикливаться на лаборантах и их деле, целиком и полностью сосредоточившись на изучении берега.

— Что это? — спросил он, склоняясь ниже и пытаясь перчаткой разгрести осколки льда, потревоженного машинами.

Рик, как бы пребывая за плечом доктора, посмотрел тоже.

Там, куда падал свет расставленных по периметру фонарей, ледяные отложения играли по-особому, переливаясь так, что создавалось впечатление, будто под тонким полупрозрачным слоем застывшей воды что-то текуче движется. Рик понятия не имел, на что смотрит, а мозг отказывался интерпретировать увиденное в отрыве от общей картины. Сильно смахивало на оптическую иллюзию.

Послышался тяжелый вздох аспирантки.

— То, на что вы не потрудились обратить внимания, пока заботились о чистоте и целостности покрова.

Зиновьев не стал зацикливаться на пренебрежительном тоне помощницы, энергично счищая ледяной слой с гладкой и практически такой же белесой поверхности чего-то очень и очень большого.

— Надо же! Какая прелесть! Как искусно переливается этот рисунок! Потрясающе! Тамарочка, будьте любезны, вызовите сюда бригаду копателей. Достанем эту блестящую штучку!

— Но доктор, я только что…

Настроение Зиновьева изменилось будто по щелчку. Он гаркнул:

— Немедленно!

В следующий миг Рик испытал короткий приступ боли, как после удара в переносицу, после чего утратил фокус, а когда вновь пришел в себя, то понял, что попал уже в другое воспоминание. Теперь пещера казалась больше. И намного. Скромный грот, где до этого рассеяно бродили ученые, превратился в место грандиозных раскопок. Воду откачали. Бур-машин не наблюдалось, зато их сменили десятки похожих на облитых металлом пауков роботов-копателей. Механические твари деловито сновали по отвесным стенам раскопа, аккуратно, но уверенно счищая остатки ледяной корки с предмета, похожего на застывшее щупальце гигантского кальмара. И под «гигантским» здесь следует понимать исполина размером с великого сфинкса в Гизе. Одно только это щупальце толщиной представлялось в человеческий рост. Что уж говорить об остальном «теле».

Рик, даже если б и захотел, не смог бы выдавить и слова. Ему пришлось как следует напрячься, чтоб догадаться, что представшее перед ним чудовище на деле не имеет ничего общего с творением европианской природы. Световые блики, падавшие на бесцветную и казавшуюся маслянистой поверхность, словно бы стекали с нее, боясь касаться, но вместе с тем вполне прозрачно намекали на искусственное происхождение находки, пролежавшей подо льдом…

— Тысячу лет! — выкрикнул Зиновьев, с восторгом, так и рвущимся за пределы скафандра. Он стоял на самом краю раскопа и широко распростер руки, как будто намеревался объять необъятное. — Вы представляете, Тамара? Эта махина пролежала здесь тысячу лет! Плюс-минус. А до сих пор выглядит как новенькая! Можете вообразить нечто подобное в отношении человеческих технологий?

Аспирантка, без которой и тут не обошлось, что-то неразборчиво пробубнила. Очередное проклятье, должно быть.