Подобными вопросами Аля терзала свой разум все последнее время. Она задавалась ими, когда ела. Изводила себя, когда ложилась спать. Мучила, когда принимала душ. Вот и сейчас, встав под обжигающие струи воды, она перво-наперво проанализировала результаты своей деятельности за неделю. Все же правильно. Все регламентировано. Отчего же доселе налаженный механизм все же сбоит?

— Ты сойдешь с ума, дорогая! — ответила она самой себе и попыталась отвлечься, разглядывая потолок ванной комнаты.

Если бы Денис увидел, в какие трущобы она перебралась из их обжитого, уютного дома, то, вероятнее всего, пришел бы в ужас.

Но оставаться далее в их семейном гнездышке она не смогла.

Свою холостяцкую квартиру Аля продала, едва выйдя замуж. Деньги вложили в строительство коттеджа, который, к чести мужа сказать, был выстроен и отделан в рекордно короткие сроки. И жили они там припеваючи, и жить бы им еще так же много-много лет, да случилось непредвиденное…

Аля ушла оттуда, едва за Денисом захлопнулась дверь зала суда. Соскребла со всех имеющихся у нее счетов кое-какую наличность и купила на окраине богом забытого района однокомнатную хрущевку.

— Ты совсем рехнулась? — поинтересовался тогда Иван, узнав о ее решении. — Кто тебе мешает жить дома?

— Не хочу! — упрямо качала она головой, уходя от объяснений.

Да и стоило ли объяснять сияющему от счастья Ивану Алексеевичу, какие демоны мучают ее ночами? Что он мог ей сказать? Что посоветовать? Набраться терпения? Или, быть может, постараться забыть? Ну уж нет! Дудки!

Простить и забыть такое возможно было, только поселив в душе равнодушие к Денису, а этим она как раз похвастаться и не могла.

Она по-прежнему любила его. И хотя любовь эта ничего, кроме муки, ей не приносила и кровоточила до сих пор открытой раной, она не могла его разлюбить…

Чувствуя, что еще немного и опять заплачет, Аля решительно перекрыла воду и, не вытираясь, пошла в кухню. Благословенная рюмка коньяка, как всегда, обожгла горло, немного притупив сердечную боль. Подумав немного над раскрытой бутылкой, она налила себе еще стопку и, боясь передумать, быстро опрокинула и ее. Коньяк сделал свое дело, побежав по жилам мягкой волной, утихомирив душевную неразбериху.

— Теперь можно и в больницу позвонить, — промурлыкала она себе под нос, окончательно решив, что ехать туда сегодня совсем необязательно.

Ивану это ее решение совсем не понравилось. Он пробормотал что-то нечленораздельное, чертыхнулся пару раз и подозрительно поинтересовался:

— Опять коньяк жрала?

— Ну и что? Имею право в конце трудового дня и недели, — беззлобно огрызнулась Алевтина, проходя с трубкой в единственную комнату и безвольно разваливаясь на широченной кровати. — Что за необходимость видеть меня каждый день? Если бы не твоя молодая красавица жена, то я бы заподозрила тебя бог знает в чем…

— Жена, — пробурчал Иван и выругался. — Эта стерва, кстати, тоже третий день, глаз не кажет. Отзвонит, посюсюкает, и все.

Твари вы все, бабы, вот что я вам скажу!

— Попрошу не оскорблять прекраснейшую половину человечества, — коньяк отчего-то сильнее ожидаемого подействовал на нее в этот раз, и Алевтина пьяно хихикнула. — Ревнуешь небось, старикашка?

— Заткнись, стерва!

— Ладно, не заводись, — миролюбиво предложила она, уловив в его тоне горестные нотки. — Это я так… От зависти и одиночества…

— Денис звонил? — помолчав, спросил он.

— Да. Поговорили, как всегда. — Затуманенным взором она рассматривала покрытый отвратительными трещинами потолок и все силилась понять: за что обрекла себя на подобное истязание, на эту нищету.

— Поедешь?

— Не-а.

— Понятно…

Иван помолчал немного и приступил к допросу. Отчет, даже в сильно приукрашенном виде, подействовал на него удручающе. Пару раз накричав на нее и тут же поспешно извинившись, он в конце концов согласился, что не женское это дело — тащить подобный воз.

Воз, спицы из колес которого вылетают со страшным визгом и с поразительно настойчивым постоянством.

— Еще месяц — и я перехожу в нашу столовую мыть посуду, — мрачно пошутила Аля, накинув на себя край пледа. — Все валится из рук. Не могу я больше. Видимо, несколько лет назад ты ошибся во мне. Я сломалась…

— Чушь! — возразил Иван, но сделал это без былой уверенности в голосе. — Ты просто без мужика устала. Физиология — вещь серьезная. Ты бы там это… Ну.., если не хочешь ехать к нему… Снимала бы напряжение как-то…

А то одна совсем остервенеешь…

— Ах ты извращенец! — едва не задохнулась от неожиданности Алевтина и тут же захохотала:

— Как тебе не стыдно! Грязный, распутный старикашка! Ты что же мне предлагаешь?!

— Да иди ты! — Иван Алексеевич, смутившись, бросил-таки трубку.

Аля еще несколько мгновений хохотала, а потом неожиданно задумалась.

А чем, собственно, плох секс наедине с самой собой? Врачи и те настоятельно рекомендуют прибегать к подобному методу во избежание всевозможных эксцессов в виде венерических заболеваний и нежелательных беременностей от случайных половых связей.

Слово-то ведь какое придумали — случайные связи. А если это не случайно, а если это запланировано и осознанно, тогда как это назвать? Соитием по необходимости или сексом по мере надобности? Хотя разницы-то почти никакой. Блуд, он ведь любым словом может быть назван, но блудом от этого быть не перестанет..

Телефонный звонок, ударивший по ее расслабленным нервам, заставил Алевтину подскочить с кровати.

— Алло, — осторожно выдохнула она в трубку. — Слушаю…

На том конце провода немного помолчали, затем еле слышно хмыкнули и почти тут же дали отбой. Понять, кем был звонивший: мужчиной или женщиной — было очень сложно. Мимолетный шелест вздохов, то ли ироничных, то ли горестных, не позволял это сделать. Но звонки, повторяющиеся последнее время все чаще и чаще, стали ее основательно раздражать, если не сказать больше.

— Я говорил тебе, что нечего сшиваться в подобном районе молодой красивой бабе! — обругал Алю Иван Алексеевич в ответ на ее жалобы. — Возвращайся домой. Найми охранника…

Легко сказать — найми! Если дела и дальше пойдут под уклон с таким постоянством, то ей скоро на бутербродах экономить придется. Но о возвращении домой последнее время она стала все же подумывать. Хотя и там она вряд ли бы чувствовала себя в полной безопасности.

Огромный двухэтажный особняк с просторными комнатами казался ей родным и уютным, лишь когда Денис был рядом. А потом…

А потом он стал вдруг гулким, пустым и холодным. Жить там и не слышать его смеха, громкого говора. Не заражаться его безудержной энергией. Не ощущать себя в надежном тепле его рук — это для нее было еще более болезненным, чем воспоминания о том промозглом мартовском утре…