Еще в первые минуты знакомства с НЕЙ я понимал, что она не такая, как все, но даже там, в моей прошлой жизни, женщины не могут говорить то, что говорит ОНА, не то что здесь, среди дикарей.

Но ЕЙ это позволяется, ОНА знает что-то, чего не знаю я! ОНА знает больше. И это важнее руды, это важнее моего опыта!

Она приходила раз в месяц и просто сидела, смотря на меня. Все эти годы, что я сижу в их тюрьме. Не говорила, не спрашивала. Просто сидела и смотрела. Это какой-то  один ее день. Может, это первое число месяца, а может, пятнадцатое. Она приходит всегда через ровный промежуток времени и одними глазами судит меня. Может быть она ждет, что я сам начну говорить?

Но я боюсь сказать не то, как тогда, не подумав, спросил у Севара «кто он». Но, что-то изменилось. Она теперь не приходит. Она не приходит уже два месяца. Начинается весна, и я слышу, как мимо этого дома, где окна есть только под самой крышей, и они всего лишь в высоту одного бревна – не пролезешь, слышу, как она проходит с детьми, как девочка смеется и ее одергивает брат. Я знаю их голоса наизусть, но никогда не видел, как они выглядят.

Я не знаю сколько здесь людей, ко мне приходила только она и пара безмолвных мужчин, что приносят еду и убирают ведро. Эти двое ставят мне миску с едой и хлеб два раза в день. Раз в день меняют ведро с питьевой водой.

- Я больше не могу так жить. Но не нужно торопиться, Ваал, не нужно. Не соверши ошибки как тогда. Шесть лет ты просидел здесь. Осенью будет семь. 

Весна наступала нехотя, словно, давая нам возможность отдохнуть перед сложным весенним рабочим сезоном. Зима все никак не хотела сдаваться, но нам это было на руку, потому что как только солнце начинает греть по - настоящему, и к воде, что наполняет Зару добавится талая с гор, ущелье заполнится бурлящим потоком. Никакое судно не выдержит течения, и его разобьет в щепки о скалы на поворотах.

Но день стал светлее, и солнце всегда выходило в поддержку легкого морозца по утрам, и побеждало мороз после обеда. Люди снимали шапки, на улице стало больше детей, вечерами молодежь отвоевывала у весны оставшиеся ледяные горки, накидывая на них снега, и с криками, смехом падали в санки и катились по накатанным колеям с пригорков.

Зарам. Теперь наш город называется Зарам. С ударением на вторую «а». Это название пришло само собой, как-то совершенно не сговариваясь, не споря и не обсуждая, и раз река называется Зара, город стали называть Зарам. И он стал городом, потому что людей здесь стало больше, чем в Сорисе. Город был любим людьми – это сразу было ясно прибывшим сюда впервые, и не хотелось уезжать - трястись в телеге несколько дней по лесу, чтобы вернуться в деревни с далеко стоящими, будто бы обидевшимися друг на друга домами. Здесь все знали друг друга, вклад каждого был огромен, и люди старались дать еще больше, чтобы ни у кого не возникло и мысли, что он не заслужил быть здесь, считаться своим.

Река и озеро кормили, помогали в поливе полей, огородов. По реке мы сплавляли железо, а обратно можно было подняться только до ущелья, или привезти по земле. Но у нас было почти все. Стада становились тучнее и разноцветнее. А сейчас, коровы, словно чувствуя приближение тепла, мычали из загонов, напоминая о том, что не только мы ждем лета.

Самые первые шесть больших домов стали общественными. Теперь там администрация, школа, детский сад, и моя гордость – первая в этом мире книжная мастерская. Мы делаем бумагу, учебники, мы записываем нашу историю – прошлую и нынешнюю. У нас есть люди, которые пишут сказки, пишут стихи и песни. Я пишу песни, которые знаю из прошлого, переделываю, чтобы они были понятны людям. Я, своим скудным языком, как только нахожу время, пишу учебники. Пишу, встав рано утром, затопив печь, поставив на очаг воду для чая в кухне.

- Ты можешь поспать спокойно, Сири, хватит подскакивать в такую рань! – Драс недоволен, что я встаю рано из-под одеяла, оставляю его одного в тепле и выхожу из его объятий в остывающий дом. Но это лучшее время, когда не нужно быстро кормить мужа и детей, кутать всех и везти в школу. Детские, такие вкусные, пахнущие сном, белые головы лежат близко друг к другу – Дарья с боем отбивает у брата место рядом с ним, а если он стоит на своем, и не пускает ее, она дожидается, когда он заснет, и перебирается в его кровать. Она терпеливая, а он вспыльчивый. Дар и Дарья. Это смешно, но нам нравится, что их зовут почти одинаково. Это очень похоже на мою жизнь в прошлом, за исключением удобств, и этот мир больше не кажется чужим.

Девочка полностью счастлива, потому что ей еще можно все, а то, что брата нужно заставлять с боем, она уже знает, хоть и младше на год. Она читает и пишет, сама сочиняет сказки, поет песни и строит из щепок «домики» для кукол, которых делает для нее Севар. Домики у нас стоят везде, и как только появляется свободная плоскость, там растет новый дом - комнаты с мебелью, рядом кусок синей ткани изображает реку.  Отец разрешает ей все, умиляется новой ее «избе» с лавками из деревяшек, накрытых лоскутами, что она ворует у меня в немыслимых количествах.

Мальчика раздражают строительные способности сестры и скорость возводимых зданий, но он знает, что жаловаться некому – отец и сам принимает участие в этой глупой девчоночьей стройке, а мать занята другими, более серьезными делами. Он знает, что если он, старший на целый год, и сильный, потому что мужчина, не может справиться с сестрой,  это только его проблема. Он долен уметь сам договориться с ней. Но он думает, что это не мужское дело.

С Драсом у нас уже был разговор на тему того, что девочка очень избалована, но он не понимает, что я имею в виду и смеется надо мной. С Даром он говорит на равных, но хвалит его в случае, если тот совершает, действительно, удивительные и смелые поступки. Мальчикам тяжело в этом мире, но я не спорю, потому что этот мир не знает депрессии, не знает панических атак и прочих странных болезней, взращённых отсутствием физического труда и забот. Мужчины здесь такие, каких обещают нашим женщинам в прошлой моей жизни после прохождения тренингов. Здесь нет слов "я устал", вернее, по отдельности есть, а вместе их не произносят.

Я сижу и пишу учебник. Если бы моя первая учительница узнала, что я буду писать учебники, она краснела бы со стыда за такой подарок от того мира этому. Сочинения я писала прекрасно, но вот то, что я и сейчас возмущаюсь факту непотопляемости железных танкеров не красит меня, как человека знающего. Ну да ладно, и здесь родятся академики и ученые. А мы пока сделаем первые шаги. Я хотела, чтобы дети имели тягу к знаниям, я придумывала кроссворды, игры, загадки. Мы сочиняли поговорки и сказки.

Я пишу задачник. Он гуманитарный, с заданиями для детей. Это задания на развитие воображения, на развитие объемного мышления. И все мои задачи проходят два теста. На девочке, которая решает все в одну секунду, словно знает – что я имела в виду, и на мальчике, который решает их только потому что знает – пока он не сделает, его не выпустят с санями на горку, его не отпустят с отцом на охоту и на поездку к руднику. Он не девчонка, чтобы сидеть с матерью, и читать глупые задания, он мужчина, и ему уже нужен новый нож, чтобы он доказал отцу, что сам может убить белого волка.