– Поэтому я настоятельно рекомендую вам извиниться и, как говорится, свалить в густой туман у Темзы, не дожидаясь худшего.

– Чего именно? – храбро пискнул кто-то.

– Ареста и отправки на каторгу в колонии. Я консультант Скотленд-Ярда, так понятнее?

Наверное, не прошло и пары секунд, как всех словно восточным ветром сдуло. Я поднял взгляд и принял протянутую мне лисью лапу.

– Ну что ж, вы легко отделались, юноша, – кивнул мне мой спаситель. Судя по тому, что я увидел своё отражение в его туфлях, он только что ходил в Букингемский дворец на аудиенцию к королеве. – Отлично, вставайте же!

– Э-э…

– Можете звать меня запросто: мистер Лис.

– Лис? И всё, этого достаточно?

– Для шести поколений моих предков, быть может, и нет, но для меня вполне. Я, знаете ли, не слишком чопорен и не привык гордиться заслугами родителей.

– Но вы работаете на Скотленд-Ярд?!

– О, да у вас отличный слух, – улыбнулся он, силой помогая мне подняться. – Что ж, порой я действительно оказываю ряд услуг как государству, так и нуждающимся гражданам в частном порядке. А чем занимаетесь вы?

– Учусь в школе.

– Весьма похвально. Однако тот удар носком ботинка, коим вы наградили по шарам этого громилу, был не так прост, верно?

Чёрт, чёрт, чёрт, пресвятой электрод Аквинский…

Я был совершенно уверен, что этого никто не заметит и меня не поймают, потому что несанкционированное использование пара или электричества против человека категорически запрещено ООНН – Организацией Объединённых Народов и Наций. То есть это вполне реальная уголовщина, срок и валка леса в русской Сибири. Британия первой поняла удобство сотрудничества двух стран в этом плане.

Мне казалось, что это только моё тайное оружие, больше о нём не знает никто и, по сути, попади я Большому Вилли вскользь… ну куда угодно, хоть в колено, то всё равно разряд электрического тока довершил бы остальное. По идее так оно и вышло, просто я не учёл мощность разряда. Слабенько получилось, придётся доработать в следующий раз…

– Сэр, я должен был бы в первую очередь поблагодарить вас за заступничество.

– Благодарите, – вежливо откликнулся Лис.

– Благодарю, сэр, – столь же церемонно поклонился я, отряхиваясь, насколько это было возможно. – А теперь прошу простить за спешку, однако моя милая бабушка будет беспокоиться, если я не приду до установленного часа.

– Бабушка-а… как интересно, – задумчиво протянул он, круглыми янтарными глазами буквально обшаривая меня с ног до головы. – Похоже, она курит морской табак, пьёт виски и совершенно не занимается вашим воспитанием.

– Но… как вы догадались?

– Элементарно. От вашей одежды, в частности обшлага правого рукава, так и разит табачищем, вы набиваете трубку? Заморский сорт, «Браун Вирджиния», как я понимаю. Но ваши розовые щёки и чистое дыхание утверждают, что сами вы табак не употребляете. Значит, кто-то из ваших близких. Но вы сказали, что живёте с бабушкой.

– А про воспитание?

– Ха, у вас классическая речь, молодой человек! Вряд ли пожилая родственница с трубкой и стаканом заставляет вас читать книги.

– Но это же так просто…

– Всё кажется простым, когда тебе это растолкуют. К примеру, о том, что ваша бабуля ещё и пьёт, я не знал. Но предположил! А уж вы же сами признали мою правоту.

– Вы необыкновенный зверь.

– В приличном обществе принято говорить «близкий к природе», – без обиды в голосе напомнил он.

– Да, сэр. Прошу прощения, сэр. Этого больше не повторится, сэр.

– Очень надеюсь, юноша, – весьма серьёзно ответил Лис, оглядываясь по сторонам, и вдруг решился: – А что ж, впрочем, не проводить ли мне вас? Сегодня выдалась чудесная погода, вы ведь не против пройтись в компании необыкновенного зверя?

Как раз погода была крайне скверная: ветер в лицо и мелкая морось. Я понял, что этот тип от меня не отвяжется, и почему-то с облегчением вздохнул. До того у меня никогда не было знакомых из «близких к природе», в школе преподавали люди, а в нашем районе из так называемых мутантов появлялись разве что вездесущие еноты да кебмены-кони.

Разумеется, они не впрягались в повозки, кебы давно паровые машины, а жеребцы заняли места возниц и довольно сурово берегли свой статус. Их братство росло, попасть на работу извозчиком можно было только с рекомендацией конского профсоюза, а конкуренты рисковали получить копытом по голове. С пьяницами и неплательщиками они ни минуты не церемонились, но любой честный гражданин мог быть уверен – конь доставит его в нужное место чётко и вовремя, а в случае надобности всегда грудью встанет на защиту клиента от уличных попрошаек и хулиганов.

– Если бы ещё слегка модернизировать… Каучук, верно?

Голос Лиса застал меня врасплох. Я вытаращился на него, раскрыв рот. Как он… я же не… как он узнал?!

– Мальчик мой, вы сейчас похожи на лягушку на лабораторном столе студента-медика, – едва сдерживая хохот, фыркнул Лис. – Думаете, я читаю мысли? О нет, всё куда проще и смешнее, они же так явно написаны у вас на лице и отнюдь не китайскими иероглифами.

– Я не говорил вам про каучук!

– Вы добрую минуту пялились вон на тот кеб. А когда он тронулся и колёса загрохотали по мостовой, вы невольно сощурились, словно этот звук режет вам уши. Ну а учитывая вашу тайную склонность к изобретательству, я логично предположил, что вы уже обдумываете решение. Что может быть проще, чем каучуковые полоски, набитые на колесо?

– Только не полоски, а полукруглые шипы, – автоматически поправил я. – Это уменьшает стирание резины, а кебы смогут двигаться почти бесшумно. Но откуда вы узнали про изобретения?

– Вы опять скажете, что это слишком просто. Нет уж, теперь моя очередь спрашивать. Могу я полюбопытствовать, кто ваши родители?

Я опустил голову, закусив нижнюю губу.

– Но если вы сочтёте мой вопрос бесцеремонным, то…

Мне захотелось пожать плечами, что выглядело бы как ответ.

Конечно, этот Лис был очень странным зверем, но до него никто вообще не интересовался моей жизнью. Лондонцы в принципе не любят говорить о себе и расспрашивать о личном других, это считается дурным тоном. Да и как можно выкладывать о себе подноготную, по сути, незнакомцу?

Однако за те десять – пятнадцать минут, пока мы шли до моего дома, я рассказал ему всё.

Мой отец получил место учителя геометрии в сельской школе, где взял в жёны мою мать, богобоязненную женщину из обедневшей помещичьей семьи. Сводя концы с концами, они решились на переезд в большой город. Её приданого как раз хватило, чтобы купить маленькую квартирку в относительно приемлемом районе.

Я – их единственный и поздний ребёнок. Роды дались маме тяжело, она болела, лондонский смог не шёл ей на пользу. Когда её не стало, мой бедный отец перевёз к нам бабушку, чтобы та следила за мной, а меньше чем через год ушёл вслед за мамой.