– Ты о чем? – спросил я, догадываясь.

Она хлопнула меня по плечу.

– О платье! На той девушке, на которую я смотрела весь вечер, было точно такое же, но новое. Ты же тоже заметил, я видела, как ты глаз с нее не спускал.

– Да… – сказал я. Потому что просто надо было что-то сказать. И потом не выдержал. Спросил: – А он?..

– Он? – переспросила она и вдруг поняла.

Снова провела по мне ноготками, это было удивительно приятно.

– А он не пришел, наверное. Я его не видела.

Я лежал и думал: сказать ей «выходи за меня» или нет?

Она засмеялась.

– Знаешь, я так хотела, чтобы меня мой любимый человек однажды взял именно так. Разорвав на мне одежду. Силой, но без грубости… – Прижалась ко мне. – Мне хорошо с тобой.

Думать дальше не было никакого смысла.

И я сказал.

– Что со мной? – спросил Ираклий, и по его взгляду было понятно, что он сомневается даже в нас – настоящие ли мы? – не говоря уже о недавнем прошлом. На лбу у него пухла шишка, формой и цветом напоминая переспелое яблоко, чудом провисевшее нетронутым на ветке до октября.

– Ты как товарищ Бендер, – виновато сказал Андрей. – Попал под лошадь своим породистым грузинским лицом.

– Под какую лошадь?

Выпивать на детской площадке, конечно, не стоило. Но их в Москве стало столько, что ранним вечером в пятницу так легко было найти пустующую. С качелями, каруселями и домиками-теремками. В принципе, мы выпили не на ней, а до нее. Чтобы не переходить границы. И только потом вступили на резиновые плиты, по которым так весело было бегать. Пожалуй, только ранней весной бывает ощущение той детской легкости – когда хочется раскинуть руки как крылья и полететь над землей. Вот и мы бегали, качались на качелях, пытаясь сделать «солнышко». Но избегали каруселей, чтобы не травмировать раньше времени вестибулярный аппарат.

Ираклий бежал быстрее всех. И совершенно напрасно опускал при этом голову. Андрей увидел его слишком поздно, чтобы попытаться затормозить на красивых качелях в форме кареты. Это было как в замедленной съемке. Сначала наш грузинский друг полетел, потом упал. Мы бежали к нему изо всех сил и – стыдно признаться – не сразу сумели справиться с хохотом.

– Тебе надо домой, – сказал я. – Ледяной компресс – и полежать. Лучше – прямо до завтра.

Ираклий смотрел сквозь меня. От этого было не по себе.

– Какое сегодня число? – спросил Андрей.

– Двадцать первое.

– А месяц?

– Четвертый.

Мы переглянулись. Чтобы пожать плечами.

– Вроде нормальный, – сказал я.

Мы довели его до такси, которое стояло неподалеку.

– Давай мы с тобой поедем. Мало ли…

Он отказался и умчался от нас. Я смотрел вслед машине, а когда перевел взгляд, увидел на другой стороне улицы электронное табло на доме. На котором горели три цифры – «21» и «4». И как-то мне это не понравилось. Настолько, что я потянул Андрея за руку и показал в ту сторону. Он посмотрел на табло, потом на меня. Взгляд его был напряженным, как мои мысли.

Дверь в подъезд открылась сразу, пальцы сами вызвонили на клавиатуре домофона знакомый код. А ключ от квартиры никак не хотел поворачиваться в скважине, застрял в ней напрочь.

Ираклий его крутил, вертел. Толкал дверь, пытался чуть приподнять ее, полагая, что ее перекосило и поэтому ключ не хочет открывать замок.

И тут дверь распахнулась. Женщина смотрела на Ираклия так, словно удивлялась, вопрос только – чему именно?

– Извини, Лена, – сказал он жене и шагнул в прихожую. – Меня лошадь сбила. Наверное, поэтому всё не так.

Снял ботинки, прямо в куртке прошел в гостиную и рухнул на диван, желая, чтобы никто его не трогал. Чтобы дали выспаться. Лена повернулась к полуголому мужчине, выглядывавшему из спальни, и приложила палец к губам. Но прежде прозвучало мужское:

– Это кто?

С очень угрожающими интонациями. Ираклий встал с дивана и сжал кулаки. И тот, голый, тоже приготовился к драке.

Его телефон не отвечал.

– Как думаешь, – спросил я, – он в порядке?

Андрей пожал плечами, и только.

– Такси не найдешь. Если бы он по телефону его заказал, а то просто сел в первое попавшееся и вперед.

– Звони, – сказал он, подумав.

И я звонил. Снова и снова. Пока мне не ответили.

– Хрен моржовый! – заорали мы в трубку. – Ты цел?

– Кто это? – ответили нам. Женским голосом.

– Где Ираклий? Что с ним?

– Можете его забрать по адресу… – сказал голос.

И назвал совершенно незнакомую улицу.

Такси приехало почти сразу. Я смотрел в окошко на радостных москвичей и думал: почему его занесло именно туда?

Водитель домчал с ветерком. Домофон тоже открыли сразу.

– Здравствуйте, – произнес я, когда дверь распахнулась, и… вытаращил глаза. На его бывшую.

Я впервые переступил порог ее квартиры. Она нас недолюбливала. Или не любила. Считала, что мы плохо на него влияем, как разведенные. Возможно, была права.

После того как Ираклий женился и переехал к ней в центр, мы ни разу не собирались у него дома. Рестораны, дома отдыха, бани, но только не квартира…

Он лежал на спине, широко раскинув руки и закрыв глаза. И выглядел совершенно счастливым. Несмотря на свежий синяк под глазом и гематому во весь лоб.

– Наверное, надо вызвать полицию, – нерешительно сказал Андрей. – Вдруг он умрет.

Ее новый муж схватил его за руку и сказал:

– Не надо.

– С ним все в порядке. Он резко встал и поэтому упал. Закружилась голова. – Ленин голос почти не дрожал.

Можно было бы поверить, если бы не синяк под глазом. Можно упасть и удариться, но только не этим местом – если рядом нет мебели с острыми углами.

Ираклия определенно били.

Мускулатура у мужика была достойная.

Будь он похилее, можно было бы с ним подраться. А так – разве что вдвоем на одного.

Пока я вяло размышлял об этом, Ираклий открыл глаза. Мы поняли это не сразу, только после того, как он спросил:

– Что мы тут делаем?

Ответить на это было сложно.

– Кратковременная амнезия, – сказал я. – Возникает от сильного удара и, вероятно, исчезает от того же самого.

– Лечи подобное подобным, – добавил Андрей. – Еще древние говорили.

На детскую площадку мы не пошли. Хотя она была совсем рядом и тоже совершенно пустая. В кафе было как-то надежнее.